- Это все уже было? - к нему стало приходить осознание нереальности происходящего.
- Да.
- Я сплю?
- Да.
- И мне нужно проснуться?
- Да, - в третий раз ответил Генри, - ты должен проснуться, Оливер. Или ты останешься тут навсегда - в плену воспоминаний.
Он еще раз посмотрел на свой бок: порванная ткань диковинного костюма, несколько отверстий от самопальной шрапнели, кровь, но никакой боли.
- Кто ты? - спросил он Генри.
Его собеседник преобразился. Сейчас перед ним стоял уже совершенно другой человек, одетый в камуфляжные брюки и черную футболку.
- Как тебя зовут?
- Я не лгал, меня зовут Генри. Но лучше зови меня Деймос, - сказал мужчина и хлопнул Оливера по плечу.
В глаза Стального Генерала ударил матовый, но слишком яркий после ночного леса свет потолочных ламп. А рядом, держа его за плечо, сидел мужчина, назвавшийся во сне Деймосом.
- Как тебя зовут? - спросил Деймос.
Оливер мучительно долго, как ему показалось, пытался сфокусироваться на собеседнике и понять, что тот у него спрашивает, а после попробовал ответить. Но вместо привычных слов из его горла вырвалось только сухое хрипение.
Деймос чему-то удовлетворенно кивнул, взял с тумбочки заранее приготовленный бумажный стакан с водой и поднес его край к губам раненого. Сначала Оливер почти ничего не почувствовал, но с каждым глотком он все сильнее и сильнее ощущал вкус воды.
- Пей, пей. Это полезно, говорят. Капельницы тоже не лишними были, но куда там им до воды, да? - Деймос улыбался. По-доброму.
Он дождался, пока Оливер допьет, и отставил стакан в сторону.
- Ты помнишь, кто ты?
- Да.
- Ты серьезно всех напугал, старикан. А еще меньше мне понравилось сидеть в твоей голове.
- В смысле? - Оливер не понял, о чем идет речь.
Деймос рассмеялся.
- Ну серьезно, ты же вроде не тупой. Я такой же, как и Мелисса, - оператор, если угодно. Только посильнее.
- Оператор? Так я все же в плену?
- Ну, только если в плену собственной совести, - пошутил Деймос. - Правда, я всегда был уверен, что такие люди, как ты, умеют договариваться с этой госпожой. Тебя разрывают противоречия, Оливер Стил. Я пробыл в твоей голове целую вечность и пережил с тобой слишком многое, слишком много узнал о твоем подсознании, о твоей сути.
- И в чем же она? - Оливер слабо понимал, что несет этот мужчина. - В чем, по-твоему, моя суть?
- Ты образован?
- Достаточно.
- Тогда ты должен был слышать о либидо и мортидо? В курсе этого?
- Может быть.
- Либидо есть движитель человека, его позитивное начало, хотя кто-то приписывает ко всему этому дерьму еще и сексуальность, но я этого мнения не разделяю, - Деймос встал со своего места и пошел за стаканом и графином с водой, которые стояли на столике в другом конце палаты.
- А ты важный гость, - усмехнулся он. - Когда я валялся и пускал слюни, стекла у меня в палате не было. Только бумажные стаканчики в руках медсестры, и строго по часам. Будешь? - он поднял гладкий, пузатый графин повыше, как будто Оливер его и так не мог разглядеть.
- Не откажусь.
Деймос ловко перевернул сначала один стакан, который стоял на подносе к верху дном, затем второй, взял их и вместе с графином двинулся обратно на свой стул.
- Пока я был в твоей голове, твое сознание одолевали видения, которые подсовывала тебе как раз твоя подкорка. И знаешь, что я там увидел? Ты жаждешь умереть, Оливер Стил, потому что так и не смог договориться со своей совестью. Ты целиком состоишь из мортидо, его квинтэссенции, стремишься к саморазрушению вместо созидания. В тебе горит пламя ненависти, в первую очередь к себе. Поэтому каждый раз в своих видениях ты умирал.
Чем дольше Оливер слушал его, тем больше понимал, о чем идет речь. Сначала скромно, будто опасаясь чего-то, воспоминания о его снах поскреблись в памяти, вызывая неприятный фантомный зуд: выскальзывая из поля зрения каждый раз, когда ты пытаешься на них посмотреть, они, будто привидения, неспособные говорить в полную силу и напугать тебя до мокрых штанов, но способные двигать мелкие предметы, пока ты не видишь, вызывали чувство тревоги и дискомфорта. Но чем дольше говорил Деймос, тем сильнее становились призраки воспоминаний о его, Оливера, снах. Поднимаясь в полный рост, выпрямляя скрученные спины, распрямляя плечи, поднимая головы, они рвались вверх из закутков подсознания наружу, во всех своих мельчайших, хоть и сюрреалистичных деталях.
Он умирал. Глупо, нелепо, сотни раз. Он умирал по своей воле, по воле случая, по чужой вине. Он умирал во сне каждый раз, когда в реальности почему-то оставался в живых.
- Тень... - пробормотал Оливер. - Это моя совесть?
Деймос расхохотался.
- Совесть? Она была слишком занята тем, что убивала тебя - раз за разом. Нет, друг мой, тень - это не твоя совесть. Это я, пытавшийся подобраться к тебе в череде этих бредовых фантазий. Скажу откровенно, занятие это было весьма утомительное, - он поднял графин, который все еще держал в руках, и наполнил на три четверти прозрачные, с мелкими точками разводов на стенках от высохшей воды стеклянные стаканы. Один протянул собеседнику, другой же залпом осушил сам и наполнил опять, но так и оставил стоять на прикроватной тумбе.