Виктор и Каролина молчали. Продолжать этот разговор было бессмысленно. Он лишь злил Хью, а разозленный человек с пистолетом мог быть небезопасен. Через минуту Хью приподнялся, взял со стола пистолет и пошел к небольшой сумке, которая висела на стене. Он засунул в нее руку и извлек из нее бутылку водки. Она была уже начата, но в ней все еще было больше половины. Хью никогда не пил много, не потому, что боялся, а по тому, что старался продлить удовольствие как можно дольше. Он, как и все они, знал, что здесь он до самого конца и уже не тешил себя лишними надеждами.
— В свой жизни я делал много тупых поступков и принимал кучу тупых решений, — он поставил бутылку на стол и долго на нее смотрел, будто в это жидкости отражалась вся его прошлая жизнь. — Но это… это наитупейший из них всех! — он положил бутылку на стол и слабо прокрутил ее указательным пальцем правой руки. Бутылка сделала несколько оборотов и показала горлышком в ту сторону, где была панель управления кораблем. — Дернул же меня черт оказаться на этом корабле. Приключений на жопу не хватало, твою мать! — он горько усмехнулся, — и вот теперь я догниваю остатки своей жалкой жизни здесь… — он прекратил вращать бутылку, взял ее левой рукой, свинтил пробку и сделал глоток. Большой пузырь быстро поднялась вверх, к донышку. Хью крякнул, протер рот рукавом и снова поставил бутылку на стол. Но в этот раз, вопреки своей уже сложившейся привычке, он не понес ее обратно, к сумке, а оставил ее перед собой, на столе.
— Никто из нас не согласился бы на такое, если бы мы знали заранее… — тихо ответил ему Виктор.
— Если бы вы только знали, сколько я всего потерял и… и что я получил взамен!.. Сами видите, — он поднял вверх обе руки и показал на изрядно изменившийся интерьер корабля, на беспорядок кругом, на уже заметные подтеки в одном углу корабля, признак серьезной коррозии под обшивкой. — Там у меня были деньги, была власть, сила была! На меня работали тысячи людей в десятках странах мира и каждый из них считал честью, если я хотя бы одним глазом на него посмотрел! Машины, дома, яхты… сколько всего этого у меня было, я даже не вспомню теперь. Там я был Богом, а здесь… здесь я никто, здесь я превратился в обычное говно! Воняющее, стареющее, разлагающееся говно. А быть говном после того, как ты был Богом нелегко, — он горько усмехнулся, взял в одну руку пистолет, в другую бутылку, и начал приподниматься, желая вернуть водку на прежнее место.
— Скажи, ты часто ты думаешь об этой своей прошлой жизни? — спросил его вдруг Виктор.
— Думаю ли я? — Хью остановился и каким-то долгим и пронзительным взглядом посмотрел в лицо собеседнику. В последнее время они редко разговаривали на посторонние темы и этот вопрос звучал слегка странно. — Когда у тебя нет настоящего, остается думать только о прошлом.
— А я вот не жалею! О том, что полетел не жалею! Все те, кого я знал, сейчас лежат зарытыми в землю. Все, кого я знал, все без исключения, уже давно умерли, а я один… один из них всех, кто пока еще жив!
— Ну и дурак, твою мать, если так думаешь! — Хью вдруг громко засмеялся. Впрочем, смех этот был совсем не злобный. Он снова опустился на стул, пистолет и бутылка водки опять оказались перед ним. — Твоя задача прожить свою жизнь так, чтобы не было стыдно потом отбрасывать ласты. И не важно тысячу лет назад, сто лет назад или сейчас. Жизнь нам дана одна и не важно, когда ты жил, важно, как ты жил! Пойми это! Хотя, — он махнул на Виктора рукой, — какой мне хер до того, что ты там себе думаешь.
Хью снова положил бутылку на стол и снова прокрутил ее, будто играя в рулетку на какие-то только ему известные желания. Виктор бросил беглый взгляд на Каролину. На мгновение их глаза встретились и ей показалось, что в этот раз она увидела в них нечто большее, чем безнадежность, он будто просил ее о чем-то.
— Да и качество-то жизни тоже нельзя сравнивать, — продолжал тем временем Хью. — Мы жили там как люди, как цивилизованные нормальные люди, а сейчас ты живешь как таракан, который еще ползает, но все никак не может сдохнуть. У тех, о ком ты говорил, когда-то давно родились дети, внуки, правнуки… Они прожили долго и когда умирали, они даже жопой не чуяли, что через чертову тучу лет вся эта Земля превратиться в кучу пепла и навоза. И ты теперь в этом навозе живешь, покрытый им с ног до головы… У тебя не будет ни детей, ни внуков, там ты был кем-то, а здесь ты стал говном… среди, — он помолчал несколько секунд и уже тише добавил, — … среди такого же говна.