— Я тебе этого никогда не забуду, — проговорила она ему уже голосом, в котором слышалось надменность и спокойствие. Она ушла в другую часть помещения и села в угол. Первые минуты Виктор хотел подойти к ней, обнять за плечи и попросить прощения, все это не должно было окончиться так, это была ошибка, случайность, непроизвольное движение руки в разгневанном состоянии! Но нет! Он не стал. У него тоже были эмоции. Он тоже имел свой характер и нрав. Бурлившая кровь внутри не давала ему сделать это. Он был зол на нее, зол за ее апатию, за ее глупое отношение к жизни, за ее странные суицидальные мысли, которые каждый раз она так старалась ему продемонстрировать.
— Черт с тобой! — проговорил он тихо самому себе, плюхнулся на уже изрядно запачканный матрац и долго, почти до самого утра, лежал с открытыми глазами, рассматривая во мраке еле заметные очертания потолка корабля над головой. Он о чем-то думал, о чем-то вспоминал; мысли его быстро и неспокойно вертелись в голове, не превращаясь ни во что цельное, а оставаясь лишь какими-то бессвязными клочками воспоминаний и переживаний.
С того дня, отношения между ними испортились окончательно. Они стали меньше разговаривать. На любой вопрос Виктора, на любую его попытку снова установить нормальный человеческий контакт, Каролина отвечала простыми односложными предложениями. Она не хотела общаться с ним и, как ему казалось, пыталась показать это каждым своим жестом, каждым своим действием.
— Ну и черт с тобой! — тихим голосом говорил Виктор самому себе, переворачиваясь на другой бок, в сторону металлической стены корабля. В последнее время он все чаще и чаще говорил с самим собой. — Потом сама прибежишь ко мне, но я пошлю тебя… куда подальше, — продолжал он тихо, уткнувшись в стену и выводя рукой знаки, как на школьной доске, на ее холодной, влажной изнутри, металлической поверхности. Он мог лежать так часами напролет и если бы не необходимость есть и справлять естественные потребности человеческого тела, то и днями. Иногда она забывался и уходил в себя настолько, что говорил уже вслух, почти даже громко. Каролина слушала его, слушала его мысли, непроизвольно слетавшие с губ, его обвинения в свой адрес, его какие-то воспоминания и надежды на то, что рано или поздно все это закончится, и кто-то когда-то обязательно придет к ним на помощь. С какой-то горечью она закрывала глаза и тоже забывалась, лишь время от времени возвращаясь к действительности, пробужденная новыми монологами Виктора.
Почти все свое время Каролина находилась с другой стороны кабины. Она так же сидела на своем матраце, облокачиваясь спиной о стенку корабля. В ее руках была толстая, замаранная уже от частого использования книга, на обложке которой большими, под старину буквами, читалось «Война и мир». Она прочитала ее уже сотню раз. Казалось, можно было открыть ее на любой странице, наобум ткнуть пальцем в любое место, и она смогла бы, не взглядывая, слово в слово, процитировать все, что было ниже на этой странице. Мир этой книги стал миром ее фантазий. Нередко, уткнувшись в свой угол, она представляла, что находится на балу, что окружена со всех сторон мужским вниманием. Спиной он видела на себе их взгляды и прежде всего взгляды его, Андрея Болконского. Он следовал за каждым ее шагом, за каждым движением. Красивые черты благородного лица, волевые, но, одновременно, такие нежные. Он был настоящим мужчиной, образцом, на который должны были равняться они все. Она видела, как медленно подходит он к ней, губы сжаты в плотную тонкую линию, он протягивает к ней руку, но… Она слышала кашель в углу, тихое ворчание, и снова она была здесь, снова на корабле, на планете Земля, где больше никогда не будет балов, не будет красивых дам, банкетов, где больше никогда не будет мужчин, настоящих мужчин! В горестном молчании она ложилась и клала раскрытую книгу на лицо. Как бы ей хотелось забыться раз и навсегда! А может, лучше было бы просто потерять рассудок, среди всего этого бреда просто уйти туда, на границу иного века, с иными нравами и надеждами?! Но бала больше не было, Андрей Болконский ушел и был лишь Виктор, его ненавистное ей лицо, его разговоры вслух, его заросшее бородой и покрытое морщинами лицо.