— Именно это я и любил всегда в тебе! — раздался голос Кораблева и Виктор очнулся от чар этого воображаемого табачного дыма. Сигареты уже не было в руках Кораблева и где-то внизу, в траве, тонкой струйкой сизого дыма, догорал брошенный им окурок. Кораблев выпустил из ноздрей последний дым и в пол оборота повернулся к Виктору. — Когда все опускали руки, ты не сдавался!
— Раньше не опускал! Раньше у меня была цель! Все, что я делал, я делал ради чего-то. А какая цель у меня сейчас? Какая, вообще, здесь и сейчас может быть цель?! Прожить лишний день, лишний месяц? Ради чего? Чтобы мучиться, чтобы медленно сходить с ума?! Каролина была права, — Виктор покачал головой и заговорил уже тише. — Мне не осталось ничего. Здесь нет смысла. Я последняя живая клетка мертвого организма. Я как растение, выросшее вдруг посреди безжизненной пустыни. Еще есть корни, какие-то ростки еще пробиваются наружу. Но радиация Солнца выжигает все вокруг, как, совсем скоро, выжжет и его.
— Но почему ты тогда еще не… — Кораблев замялся, пытаясь подобрать слова, но не мог. Впрочем, Виктор понимал его даже без слов.
— Почему не снес себе череп твоим пистолетом?! — Виктор с усмешкой посмотрел на собеседника. Диалог их становился оживленнее, он не стремился к этому, но поделать с собой не мог уже ничего. Он наклонился ближе к Кораблеву, к его исчерченному морщинами старческому лицу: — Думаешь, я боюсь смерти? Жалко себя, думаешь? Ошибаешься! Я мог бы достать пистолет хоть сейчас и покончить все это раз и навсегда. Боли, думаешь, боюсь? Но жить-то больнее! Да и какая, к черту, боль! Башка разлетится как резиновый шар. А, впрочем, — Виктор продолжил где-то через минуту, уже спокойнее, — может я это еще сделаю, но позже, чутка позже, когда совсем уже накроет, когда совсем станет невмоготу. А пока я еще поживу! Не потому, что страшно, а потому, что я последних из всех, кто когда-либо жил. С моей смертью не окончится просто моя жизнь, окончится мир. Рембрандт, Айвазовский, Пушкин, Толстой, Оскар Уайлд, Фредди Меркьюри, Стивен, мать его, Кинг, все художники, все писатели, все музыканты, все те, кто когда-то ходили по этой чертовой земле и что-то делали, все то, что когда-либо было создано человеком, все произведения искусства, все открытые когда-либо законы, все религии, все учения всех людей, все войны, все катастрофы, все переживания, все чувства, эмоции, все что заставляло людей смеяться, плакать, ненавидеть друг друга и искренне любить, все это осталось здесь, — Виктор постучал себя пистолетом по голове, — и все это закончится здесь, со мной, в тот момент, когда пуля, — он достал из пистолета магазин и показал Кораблеву верхний патрон, — вот этот вот девятимиллиметровый кусок свинца пробьет мою больную голову. Эпоха разума на этой планете, а может и во всей Вселенной закончится в этот самый миг и наступит тьма, вечная, непроглядная тьма… А может и не вечная, — Виктор вдруг как-то весело рассмеялся. Настроение его менялось от подавленного до восторженного в считанные секунды. — Может через миллионы лет какая-то бактерия снова мутирует в этом поганом болоте, — Виктор кивнул в сторону озера, того, куда в один из первых своих дней здесь, еще не зная, что это за планета, ходили они с Хью, — там пройдет еще миллион лет, два, десять, сто, потомок этой бактерии вылезет на сушу, эволюционирует, разовьется, получит разум и станет жить так, как когда-то жили мы. Только это будет уже не человек и даже не животное, в привычном для нас понимании животное, это будет уже другое существо и… дай Бог, чтобы оно было разумнее!
Виктор закончил свой монолог и в этот момент вдруг заметил, что они уже давно были не одни. Что с той стороны костра, в нескольких метрах от входа в корабль, стояли фигуры. Это были они, четыре космонавта их корабля. Они стояли рядом, бок об бок, не ссорясь, не крича друг на друга, как стояли там, под объективами сотен камер за несколько часов до полета, изменившего раз и навсегда жизнь каждого из них. Чуть дальше, ближе к лесу, он видел множество других фигур. Сотни, а может даже и миллионы их стояли неподвижно и смотрели на него из темноты леса. Бледные лица некоторых из них были ему знакомы, кого-то он видел первый раз в своей жизни, а может и не первый, может где-то когда-то на той уже далекой, ушедшей навсегда в прошлое планете, он видел их, но сейчас вспомнить уже не мог. Он не боялся их. Теперь уже не боялся. Призраки, галлюцинации, кем бы они ни были, по какую бы сторону мира воображаемого или потустороннего они не находились, что теперь они могли сделать ему плохого?!