Как тому парнишке.
Он отмахивался от монстра кинжалом. На твари не было ни царапины, тогда как сам мальчик покрыт кровью с ног до головы. Раны выглядят страшно, но лицо его полно решимости. Он не сдастся.
Я осознал, что изо всех сил бегу на помощь. Но я не успел.
Одним рывком тварь цапнула клювом шею мальчика, и он мертвым кулем повалился на землю.
Подбежав, я с криком вонзил меч в бок птицы, а затем отступил. Монстр резво развернулся, громко вереща. Уровни у каждой твари были одинаковые — семьдесят три. Как и тогда, в битве при Нао, я ощущал, что становлюсь сильнее с каждым убийством. Но смерть мальчика что-то во мне пробудила.
— Сдохни! — с наслаждением прорычал я твари, прежде чем вонзить клинок прямо в открытую пасть. Когда монстр повалился наземь, я развернулся к мальчику.
Ему было около семи. Невысокий мальчишка, белобрысый, щуплый. Но, как оказалось, бесстрашный. Он бился до конца, храбрый маленький воин. И даже после смерти решимость не покинула его лица.
— Будьте вы прокляты, — прохрипел я, чувствуя, как гнев душит грудь. — За что вы лишаете детей жизни? Почему?
Звуки схватки ушли на второй план, а во мне медленно, но неукротимо, поднималась какая-то волна. Мгновение, другое, и она выплеснулась наружу, уничтожая связные мысли и превращая меня в безумца. Ярость хлынула по венам, а рот сам оскалился в усмешке.
Помню лишь, как бросался на птиц, кромсая их на части, и часто ловил сам. Тело покрылось множеством царапин и порезов, из которых сочилась кровь. Но боли я не ощущал. Только гнев.
Совсем скоро твари перестали атаковать оставшихся в живых солдат, сосредоточившись целиком на мне. Они бросались, натыкаясь на защиту, отступали, а затем снова кидались в бой. Мне удалось убить, наверное, десятка три, прежде чем раздался протяжный крик, и в небеса взвился гигантский монстр. По сравнению с остальными он был раза в три больше, и настолько же злее. Тварь крикнула снова, а на спине ее я различил фигурку Чии. Девушка вонзила меч в шею монстра, заставляя его вопить от боли. Мелкие пташки, задрав головы, следили за своим вожаком, а затем, когда он скрылся за скалой, взвились в воздух, следуя за ним.
Я ощутил, как подкашиваются ноги, а силы окончательно покидают меня. Сознание потерял, кажется, еще не коснувшись земли.
Очнулся в своей комнате. За окном царила ночь, и в помещении было свежо. Я повернул голову и увидел возле своей постели Чию. Епископ дремала, сложив руки на спинке стула и положив на них голову. Я невольно залюбовался ею. Плевать, что этой женщине как минимум тысяча лет, она все равно безумно красива. И столь же опасна.
Когда я задвигался, она открыла глаза.
— Как ты?
Я пожал плечами.
— Кажется, все еще жив. А как тебе удалось вернуться?
— Ну, я последовала на спине грифона до его логова, а затем прикончила его. Остальные пташки не настолько сильны, поэтому быстро разлетятся в разные стороны. Они больше не потревожат Рейвенрок.
— Почему они вообще напали?
— Кажется, им была нужна пища. А грифоны питаются плотью. Я поспрашивала у скотоводов, они рассказали, что пару недель назад коровы начали пропадать. Вот, оказывается, кто их утаскивал.
— Многих они убили? — задал я важный для себя вопрос.
— Человек тридцать. Большинство успели укрыться, едва завидев падающих с неба монстров. Те, кто оказался менее проворен, погибли.
Ее равнодушие задело меня.
— Там был один мальчик. Лет семь, может, восемь. Он сражался с грифоном, храбро, не жалея себя. Я пытался спасти его, но не успел.
— Иногда люди совершают удивительные поступки на пороге смерти. Тот мальчик был пастухом, умалишенным. Его деревню сожгли, а родителей убили. Мальчика привела в Рейвенрок старуха-пилигрим. Он утратил разум от горя, и ни на что не годился, кроме как пасти скот. Местные дети издевались над ним, но вчера он защитил их, прикрыв от грифона и позволив укрыться в башне. Кто знал, что в этом маленьком сердце кроется столько храбрости? Никто. У него не было будущего, Кей. Но он погиб как герой, защитив тех, кто был рядом. Неважно, что ты делаешь, главное, это защитить окружающих от опасности. Всегда помни об этом.
— Я буду, — прошептал я, ощущая, как на душе воцаряется мир. Своей речью Чия что-то сделала со мной, уничтожив все тревоги. Ее губы тронула мягкая улыбка.
— Мне пора, малыш. Надеюсь, мы увидимся вновь.
Она поднялась и направилась к выходу, но, будто вспомнив что-то, полезла в карман куртки.
— Вот, держи.