— Ну, так что же ты мне скажешь, Гадюка? — вкрадчиво спросил подполковник.
— Сейчас, сейчас, только приход поймаю, — вяло ответил наркоман. Неожиданно его глаза закатились, тело обмякло, голова бессильно упала на грудь, и Али судорожно просипел: — Хрен я тебе что скажу, мусор поганый. — Его тело заколыхалось в приступе неудержимого смеха.
— Ну, ну, — к большому удивлению Филипенко, спокойно произнес подполковник. Нажав кнопку под крышкой стола, он вызвал конвой и указал двум вошедшим надзирателям на разомлевшего Гадюку: — Клиента в "мягкий номер".
— Провел он нас, Юрий Иванович, — удрученно сказал Филипенко. Следуя кодексу офицерской чести, случившееся он считал и своей оплошностью. Но начальник не принял его жертвы.
— Нет, Иван, — покачал головой Бородин, — Гадюка не нас поимел, а сам себя насадил на серьезный цугундер. В шприце была "химия", барбитурат, а эффективность такая же, как у героина. А вот отходняк его ожидает серьезный, ломка начнется такая, будто кости ломаются, хрящи ртутью растекаются. За новую дозу Гадюка все выложит. — Подполковник взглянул на часы. — У нас есть около трех часов, можем составить предварительный рапорт. А уж после допроса допишем…
"Мягким номером" в "Лефортово" называли камеру со стенами и полом, отделанными мягкими материалами, такие помещения имелись только в психиатрических больницах для содержания буйно помешанных. В подобных условиях не было ни единой возможности покончить с собой.
Подполковник Бородин оказался прав, через три часа контролер сообщил, что задержанный Гадаев требует его к себе.
— Ну, старлей, вперед. Посмотришь, что с этими уродами делает их же отрава.
Бородин прихлопнул ладонью по столу и заговорщицки посмотрел на Филипенко. Вслед за конвоиром они вышли из кабинета. "Мягкий номер" находился в том же коридоре, что и комнаты для допросов, так что идти пришлось недолго.
Али Гадаев лежал в дальнем углу, его тело извивалось под воздействием нечеловеческой боли, залитые кровью глаза лезли из орбит, а на губах пузырилась желтая пена.
— Дозу, начальник, дозу, — увидев вошедших, захрипел уголовник, неестественно искривив бледно-фиолетовые губы. — Дозу-у-у, — завыл он.
— Ну вот, Гадюка, и день еще не закончился, как ты меня на хрен посылал, — назидательно заговорил Бородин. — А уже снова просишься, нехорошо.
— Дозу, начальник, все скажу, — завыл от нестерпимой боли Али.
— Нет, дружище, теперь бартер пойдет в другую сторону. Сперва ты расскажешь все, что нас интересует, а после получишь свою пайку дури. Согласен?
— Я… все скажу, — с трудом произнес уголовник.
— Куда должны доставить боеголовку?
— В Москву.
— В Москву? — недоверчиво переспросил подполковник. — Почему же в таком случае она сейчас в Астрахани?
— След путали. Если по прямой, то вы уже давно бы нас за холку взяли.
— Верно, — согласился с Гадаевым Бородин. Прямое кратчайшее расстояние между двумя точками только в геометрии, в жизни, а особенно при проведении специальных операций, прямолинейность граничит с примитивизмом.
— Что означает "вайнах"? — Подполковник не забыл о реакции чеченца, услышавшего старинное название горского народа.
— Проект по захвату ядерного заряда с БЖРК, — едва слышно прошептал Али, и из его носа тонкой струйкой побежала густая темная кровь.
— Как из Астрахани должны транспортировать заряд?
— В рефрижераторном вагоне с рыбой. Только сперва предстоит код детонатора расшифровать.
— Кто будет расшифровывать?
— Имрам вышел на какого-то доцента из новосибирского Академгородка. — Говорить Гадаев уже не мог, судороги усилились, его тело выкручивала немыслимая боль. Али намертво вцепился пальцами в обивку пола. — До… — но закончить слово не успел. Он неожиданно выгнулся, как гимнаст, вставший на "мостик" и, дернувшись в последний раз, затих. Подскочивший к задержанному охранник хладнокровно сказал: — Мертвый, не дышит. — Его ладонь опустилась на шею Али. — И пульса нет.
— Врача надо вызвать, — тихо произнес ошеломленный Иван Филипенко.
— Да, — согласился подполковник. — Пусть констатируют смерть задержанного.
Круто развернувшись к двери, Бородин строго взглянул на старшего лейтенанта: