Все трое в походной одежде камуфляжной расцветки. «Значит, рыбалка», — подумал я и не без радости отметил, что мои способности к логическому мышлению не пострадали после затянувшейся вечеринки.
— Хорош тормозить! — крикнул Лёха. — Садись уже, поехали.
Я будто ждал этого окрика. В несколько шагов преодолел разделявшее нас пространство, забросил рюкзак в салон, перепрыгнул через закрытую дверь и только успел приземлиться на сидение, как Мишка выжал сцепление. «Жига» с пробуксовкой рванула к склонившейся над дорогой сирени, спугнула выбежавшую из кустов собаку и, свистя покрышками, свернула в проезд между домами. Ермиловна что‑то крикнула нам вслед, но я не расслышал, потому что Кабан врубил магнитолу.
Из узкой и кривой кишки проулка мы выскочили на ровную и широкую дорогу. По улице недавно прошли поливальные машины, умытый асфальт блестел вулканическим стеклом, пахло прибитой пылью. Свежий ветерок шелестел листвой лип, перебирал ветки черёмух, яблонь и тополей, свистел над головой, приятно щекотал кожу, трепал волосы. В окнах типовых домов отражалось недавно проснувшееся солнце.
Галки, чернея спелыми ягодами на деревьях, галдели, перебивая друг друга. Я представил, что будет, если их нечаянно спугнуть и пожалел об отсутствующей крыше. Как‑то не хотелось попробовать себя в роли памятника.
В столь ранний час людей на тротуарах почти не было. В основном прогуливались хозяева со своими питомцами, да бегали спортсмены — любители. Лёха что‑то крикнул красотке в чёрных лосинах и синем топе, но та была в наушниках и не услышала или просто сделала вид. Тогда он помахал ей рукой, девушка махнула в ответ, и Жеребец расплылся в довольной улыбке.
В колонках по — прежнему рычали электрогитары, грохотали ударные, лаял солист так любимого Михой «Слипкнота». Никогда не думал, что ме́тал может стать колыбельной. Тёплый ветерок и нежные лучи ласкового солнца действовали усыпляюще. Поначалу я боролся: честно пялился по сторонам, считал фонарные столбы и припаркованные автомобили, разглядывал рекламные щиты, наперебой предлагавшие купить квартиры и новые телефоны, взять кредиты для отпуска, пользоваться услугами известной компании из трёх букв. Даже пытался поговорить с Димоном, но шум колёс и свист ветра быстро прервали нашу беседу.
Я откинулся на спинку сиденья и стал считать ворон. Но и здесь меня ждало разочарование: в небе всё больше летали голуби. Тогда я переключился на них и уснул где‑то на третьем десятке.
Очнулся я от лёгкого тормошения за плечо и сразу же уловил перемены: воздух отличался свежестью, звенел от пения птиц и приятно пах дымком. Я огляделся. Наш лимузин стоял посреди большой поляны, на которой уже были разбиты две палатки. В стороне от походных жилищ весело потрескивал костёр. Перед ним колдовал седой мужик в заправленных в сапоги серых штанах и зелёной рубахе с закатанными по локоть рукавами. Он что‑то строгал в огромный котёл.
Лужайку со всех сторон окружали сосны, на востоке виднелась узкая брешь просеки, через которую мы и приехали сюда. Зелёные щётки крон причёсывали кудрявые облака, толстые, янтарного цвета стволы поскрипывали, перешёптываясь с ветром. В траве громко стрекотали кузнечики, в кустах папоротника шуршали грызуны, из леса доносилось раскатистое кваканье, не иначе там было озеро или болото. Солнце уже слегка припекало, судя по его высоте над шапками сосен, время близилось часам к десяти, ну или половине одиннадцатого утра.
— Всё, Саня, приехали, ночью храпеть будешь, а сейчас пора за работу, — сказал Димка, заметив, как я открыл глаза.
— Какую работу? — в моём голосе прозвучало неприкрытое удивление.
— Поисковую. Забыл, что вчера произошло? — Я потряс головой, но, видимо, не настолько энергично, чтобы убедить Димона. Кардиф криво усмехнулся: — Не ври. По глазам вижу — забыл. Ладно, не парься. Ну, перепил и что из этого? Бери лопату и айда за мной. По дороге всё расскажу.
Он подхватил с земли шанцевый инструмент, зашагал неторопливо, вразвалочку, в сторону леса, где уже звонко звучали голоса наших друзей. Я протёр глаза, энергично помассировал уши, гоня прочь остатки сна, и выскочил из машины.
Моя лопата оказалась ржавой и довольно тупой, но опоздавшим выбирать не приходится. Я догнал Димку и наконец‑то узнал, что за авантюру мы затеяли.
Оказалось, вчера Света — так зовут мою подругу — устроила мне скандал. Даже не помню из‑за чего. То ли девчонки ей эмэмэску отправили, где меня Ленка целует в засос, то ли позвонили ей, и она приехала и всё видела. Короче, неважно. Мы поругались, она сказала, что бросает меня, и я напился в хлам.
В клубе отдыхал Бык со своей бандой. Вроде кто‑то из его парней стал подкатывать к нашим девчонкам. Нам это не понравилось, я пьяный им чего‑то сказал, в общем, началась драка. Меня сразу вырубили кулаком в ухо. Лёха решил за меня отомстить, швырнул стул в обидчика и умудрился расколотить половину бара с дорогим виски и коньяком. Как сказал Димка: там сумма нарисовалась чуть ли не в четверть ляма.
Клуб этот через третьих лиц принадлежал Быку. Там бы нас, наверное, и порешили, да у него возникла идея. (Он помимо клуба ещё и «чёрным» копательством промышлял). Две недели назад Бык через Интернет познакомился с каким‑то коллекционером военных реликвий. Тот набирал команду добровольцев для раскопок на местах боёв в волгоградских лесах, обещая ооочень большие деньги по итогам работы. Бык связался с ним, обговорил условия и получил аванс. Оставалось найти желающих целый месяц рыться в земле и кормить комаров, отыскивая ржавые железки в надежде неплохо заработать.
Дело с поисками добровольцев шло туго: никто не хотел тратить время на бессмысленное копание в земле. Бык уже подумывал вернуть частично потраченный аванс — тот дядька, видно, тоже не из простых — но тут ему подвернулись мы. Думаю, он потратил минимум времени на уговоры, учитывая наше состояние и общую сумму долга на всех.
За разговорами мы шаг за шагом углублялись в лес. Я внимательно слушал Димона, не забывая глазеть по сторонам. Солнечные лучи падали рассеянным светом на поросшую травой и мхом землю. Сосны шумели над головой, под ногами хрустела пожелтевшая хвоя, трещали сучки и опавшие шишки, пахло смолой, лесной свежестью и озоном. Где‑то вдали раздавался дробный перестук дятла, ему вторила кукушка, насчитывая кому‑то года счастливой жизни. И всё бы хорошо, да только назойливые комары нудно звенели над ухом, лезли в глаза и уши, норовили попасть в нос.
Отмахиваясь от надоедливых тварей, я не заметил, как остановился Димон, и сходу налетел на него; а поскольку я держал лопату наперевес, черенок угодил аккурат ниже Димкиной поясницы.
— Ты чего, Грач, глаза дома забыл? — крикнул Кардиф и добавил ещё несколько слов, от которых у приличных девушек раньше щёки краснели. Сейчас‑то они ещё и не так выражаются. Бывает, в клубе какой‑нибудь мамзели что‑то не понравится, так она такую тираду выдаст, что брань матёрого боцмана — детский лепет на фоне её пассажа.
— Извини, я не хотел. Комары, будь они неладны.
Димон удивлённо посмотрел на меня, разве что пальцем у виска не покрутил. (На его месте любой бы так отреагировал: какая связь между комарами и воткнувшейся в пятую точку лопатой?) А потом показал на растущий недалеко от нас медноцветный ствол с белыми кружевами лишайника:
— Так, ты рой здесь, а я туда пойду, — он махнул рукой в сторону приютившегося у развилки двух сосен папоротника. — Петрович обед сварганит — позовёт. Услышишь стук черпака по крышке — беги в лагерь, а то голодным останешься.
Я посмотрел на указанное место. Почти из центра небольшого муравейника торчал свежеструганный колышек. Чёрные дорожки муравьёв старательно обходили его стороной, таща в дом хвоинки, чешуйки коры и полудохлых насекомых. Метром правее заметил ещё одну метку. Провёл от обеих точек воображаемые диагонали и обнаружил в полутора метрах недостающие вершины прямоугольника. Они, как перископы подводных лодок, едва возвышались над зелёными волнами травяных кочек.