Обстановка больше напоминала пикник, чем серьезное государственное мероприятие, хотя только что принятые решения затронули интересы многих родов. Некоторые советники продолжали застолье, некоторые бродили небольшими группами вокруг, обсуждая последние события. И все они периодически кидали взгляды в сторону сидевшего во главе стола высокого начальника — принца-регента.
Принц был действительно высок ростом. На этом его достоинства в плане физического облика заканчивались. В молодости Олвер был сутул и худ, имел покатые плечи и длинные и тощие, как соломинки, руки, ноги и шею. К пятидесяти годам он сумел все это сохранить почти в том же виде, только теперь посреди худого тела у него вздулся отнюдь не маленький живот, придав ему облик насосавшегося комара. Венчала все это круглая голова с мордой мопса вместо лица, обрамленная седыми завитками, также сильно смахивавшими на собачью шерсть. В общем, «красавцем» его не называли даже льстецы.
Последние десять лет он провел в качестве наместника на одной из дальних и отсталых в плане индустриального развития планет Империи — Пясте. Среди тамошней аристократии всегда были сильны сепаратистские настроения, но почти полное отсутствие полезных ископаемых вкупе с мягким климатом вынудили планету идти по пути узкой специализации в области сельского и лесного хозяйства. Беспошлинная внутриимперская торговля была много выгоднее закупок через Ганзу, чем сильно мешала пястцам объявить независимость. Но совершенно не мешала им чувствовать себя особенными, несправедливо угнетенными и презрительно фыркать при любом упоминании Гипериона.
Неожиданная гибель императора Карлоса резко изменила все политические расклады в Империи. Искин, сошедший с ума и присоединившийся к заговорщикам?! Ситуация была настолько бредовой, что общественность пребывала в растерянности. Пошли слухи о заговоре, но неуверенные из-за самой парадоксальности ситуации. Если бы императора просто убили, как много раз пытались поступить недоброжелатели с его дедушкой, все было бы ясно. Опыт старого императора показывал, что осуществить это без попустительства личной охраны невозможно в принципе. Но бунт искина?! Такое считалось невозможным в принципе. Но случилось. Обвинить жандармерию в заговоре было, конечно, можно, но делали это только личные враги графа Дарви, которые делали бы это в любом случае. Остальные ждали расследования новых властей. Только следовало сначала понять, а кто именно будет этой новой властью? Короноваться Карлос успел, так что законным наследником был его старший сын, несовершеннолетний Утер. Значит, править будет регент? Или регентский совет?
Все разрешилось неожиданно быстро. Уже к вечеру дня гибели Карлоса в небе над столичной планетой появился целый флот. Из Пяста прибыл принц Олвер вместе с личной гвардией, двором и целой толпой пястских рыцарей. (Рыцарями на Пясте называли фактически всех жителей, претендовавших на дворянское происхождение, то есть до четверти населения.) Десант получился весьма значительный, не менее трех тысяч только людей, дроидов и дронов на кораблях было, как минимум в пять раз больше.
Немедленно был обнародован эдикт, согласно которому Олвер провозглашал себя регентом до совершеннолетия племянника. Возражений не последовало. Во-первых, он действительно был ближайшим родственником наследника по мужской линии, а стало быть имел право на эту должность. А во-вторых, возражать ему было некому. Гвардия после восстания ее части и ранения командира была недееспособна, а жандармерия чуть ли хвостами не виляла от радости, встречая принца, и дружными рядами клялась ему в верности.
Вслед за первым эдиктом полетели еще два, в которых регент восстанавливал все дворянские привилегии и объявлял амнистию всем участникам недавних волнений, неважно, на чьей стороне. «Да не судимы будут все дворяне за любые деяния, совершенные до сего дня», то есть момента провозглашения принца Олвера регентом.
То, что под амнистию попали и казнокрады с прочими мошенниками, никого не смутило. Да пусть хоть на большой дороге с кистенем стоял! Начинаем жизнь с чистого листа! Регент (или его советники) выбрал правильный тон, и аристократы потянулись к нему с целью выказать искреннюю симпатию и поддержку.