И только сейчас я догадалась присмотреться к ним повнимательнее, стараясь это не слишком афишировать. Точнее, даже не присматривалась, а прислушивалась. Вообще, мне всё проще на слух воспринимать, я звуки и голоса запоминаю куда лучше, чем имена и лица. Так вот, Дарий почему-то все истории, связанные с женской, кхем, недальновидностью, коих у парней в запасе было очень много, не рассказывал, предоставляя слово Стасу. Стас же не любил всякого рода семейные истории.
Мне это показалось таким очевидным, что в итоге подумалось, что некоторые мне нагло поддаются. Хотя, я же свидетель. Поддаются и поддаются, моё дело маленькое – стараться извлечь побольше информации из всего вокруг.
Когда диалог больше не смог ничего нового открыть мне о самых парнях, стала, как мне казалось, незаметно, оглядываться по сторонам. Но, увы. Обыкновенная кухня, ну, чистая, ну, опрятная, хотя стоп. Двое мужчин-холостяков в квартире и «чистая и опрятная»? То ли кто-то слишком мнительный, то ли тут и правда что-то не то.
С другой стороны, разве не бывает чистоплотных мужчин? Ладно. Намотаю пока на ус, а выводы сделаю чуть позже.
Вообще, в квартире мне нравилось. Всё было по-мужски просто, без излишеств и функционально. Я, прообщавшись большую часть своей жизни с парнями, только диву давалась, как некоторые из них умеют что-то старательно полчаса выкладывать так, что оно потом выглядит неопрятной кучей, и как другие умеют футболку бросить так, что она художественно, в стиле Сальвадора Дали, растянется на спинке стула.
Та вот, Дарий со Станиславом были как раз из этих аккуратных парней. Проблема только в том, что я не знаю ни одного из них, у кого не было бы своего скелета в шкафу.
Честно говоря, выведать их скелеты в шкафу мне и хотелось, и нет. Хотелось, потому что обидно, что они обо мне всё знают, а я знаю только их имена. А не хочется потому что кто его знает, что там за прошлое. Может, они его забыть хотят. Но любопытство пересилило:
– Парни, а вы мне сами о себе что-то расскажете?
Оба почему-то опешили и Дарий осторожно, как будто боялся меня вывести из себя, сказал то, что я меньше всего ожидала услышать.
– Вообще-то, я думал, что после этой истории ты будешь смеяться. Ты что, опять куда-то в космос отправилась? Как ты это делаешь? Я не замечаю, пока не обращусь к тебе прямо.
– Ну ты что в школе не учился? – Меня даже удивило, что Дарий не понимает. Ну, серьёзно, ему никогда не было скучно на уроке или паре?
– Учился, – блондин тоже был удивлён, но, видимо, по другому поводу.
– Вы просто по-разному смотрите на мир, – усмехнулся Стас. – Ты привык контролировать всю ситуацию в целом, не вдаваясь в детали, а Кира – наоборот зациклена на чём-то одном и обдумывает это. Не смотри на меня так, это отличное качество не совсем её. Сознание пытается заставить её думать о том, что она с собой делает, поэтому она так легко погружается в раздумия.
– А что я пропустила? Что-то интересное? – мне не очень-то приятно становилось, когда меня так начинали обсуждать.
– Второй раз рассказывать не буду, – обиженно отозвался Дарий, придвигая ко мне чашку с чаем. – Теперь у нас рассказываешь ты.
– А что вам рассказать? Я уже всё смешное рассказала, что у меня в жизни было, – я, правда, не поняла, чего им от меня нужно.
– Правильно, теперь давай о несмешном. Кира, ты что меня и тогда не слушала? – блондин явно начинал злиться.
– Нет, я слушала. Просто не понимаю, что конкретно ты хочешь, чтобы я рассказала.
– Я хочу, чтобы ты рассказала мне о старой Кире. О том, почему она такой стала. Ты что-то такое в нашем разговоре припоминаешь?
Я хлопнула себя рукой по лбу. Помню, конечно. И как я сразу не сообразила?
– А что именно вам рассказать?
– То, что тебе первым пришло в голову, но максимально искренно. Если ты то, что пришло первым, не готова рассказывать искренно, лучше расскажи что-то другое. Рассказывай и думай сама о том, почему так произошло, как это на тебя повлияло. Договорились?
– Да.
Я вздохнула. Давно хотела рассказать эту историю хоть кому-нибудь, но всё не хватало сил. Думала, что стоит её рассказать и отец вернётся, всё станет как раньше. Будто стоит её произнести вслух, как она оживёт и станет повторяться снова и снова. Но сейчас нужно пересилить себя. Я чувствовала, что хочу рассказать, что мне станет легче.
– Мой отец много пил. Часто я не могла уснуть из-за очередного «ты меня уважаешь?» из кухни. Под утро они обязательно начинали что-то петь. Но это не так важно. Чем старше я становилась, тем больше отец пил и тем сильнее злился на меня и маму. Кричал на нас, ругался. А, когда мне было шесть, он на моих глазах зарубил своего собутыльника топором. Он вообще любил им поразмахивать ради красного словца, отец был потрясающим столяром. Он всё, что угодно, мог сделать из дерева. Жаль только пропил всё, только топор и остался. Я всё это видела. Отец позвал маму и велел ей всё вымыть, кости раздробить, чтобы не было понятно, чьи они, и пойти отдать изуродованное тело собакам. А сам пошёл спать. Мама не смогла сделать того, что ей велели, и вынесла тело на реку, всё и так происходило ночью. Я дома остаться не решилась, потому пошла с ней. А после день за днём отец становился всё хуже и хуже. Совсем слетал с катушек. Угрожал маме, бил.