Несмотря на отсутствие у меня усидчивости, школьные оценки я имела хоть и не отличные, но вполне хорошие. Одним словом, я мало, чем отличалась от своих ровесников. Переломным периодом в моей жизни стали последние каникулы перед выпускным классом.
В то лето я, как всегда, поехала к дяде, леснику, в Карпаты. На его лесничем кордоне я была давно уже своим человеком, зная его территорию почти так же хорошо, как и он сам. Особенно мне нравилось отдыхать у небольшой речушки, неподалеку от которой дядя поставил сруб, что-то типа рыбацкой лачуги с печкой, стойлом для лошадей и радиосвязью.
В этот раз я снова отпросилась у дяди на рыбалку. И после непродолжительного ворчания я получила его благословление, смирную кобылу Зоряну и сенбернара Дика в придачу. Потратив день на генеральную уборку домика, я рассчитывала с рассветом выйти на рыбалку. Но к вечеру небо затянуло тучами, а ночью я проснулась от ужасного грома. Кровать стояла напротив окна, и я впервые в жизни увидела, как в громадную сосну, что стояла на другом берегу речки, ударила молния. Столетнему, по утверждению дяди, дереву за мгновение снесло вершину. Падая вниз, оно даже, как мне показалось, на несколько секунд вспыхнула, но проливной дождь сразу погасил огонь. О нормальном сне не могло быть и речи. Я боялась не столько грозы, сколько возможного пожара. Но, к счастью, дождь лил так, что, похоже, потушил то пламя, которое я заметила.
На утро гроза кончилась, и я решила посмотреть, горела ли ночью сосна или мне это показалось.
Собрав рыболовные снасти и кое-что на обед, чтобы потом не возвращаться домой, порыбачить я отправилась на другой берег реки. Первое, что я увидела, добравшись до места, это лежавшего вниз лицом человека. Немного дальше, у основания поврежденной сосны, лежал небольшой, немного странный, самолет. Отрубленная молнией верхушка придавила самолет к земле, пробив в нескольких местах его обшивку. „Значит, это не молния сломала дерево” — подумала я. В моей голове в первый, но далеко не в последний, раз щелкнул какой-то переключатель и я, не особо задумываясь о последствиях, бросилась к потерпевшему. И как-то сами-собой стали припоминаться навыки первой медицинской помощи, полученные мною на занятиях в каком-то кружке. К моему удивлению, я очень легко повернула его на спину. Что у него сломан позвоночник, я не опасалась — было заметно, что он самостоятельно полз к самолету. У пилота наверняка была сломана нога, а может быть и еще что-то, потому что, когда я его поворачивала, он застонал и очнулся. На меня взглянули невероятной голубизны глаза:
— Как вы себя чувствуете? Где болит? — спросила я.
Пострадавший слегка нахмурил лоб, словно пытался вспомнить нужное слово.
—Я сломал руку и ногу, — ответил он, произнося слова с легким прищелкиванием и присвистыванием. Его речь была похожа на речь говорящего попугайчика, но осмысленная и более приятная на слух.
—Потерпите, я сейчас вызову помощь, — попросила я и стала доставать из своего рюкзачка рацию.
—Девушка, погодите! — пилот даже приподнялся на здоровой руке. — Я очень прошу вас, погодите звонить. Выслушайте меня сначала, а потом поступите так, как захотите.
—Но вам же больно, — возразила я.
—Я буду говорить не долго. Если вы мне поверите — мы быстро решим эту проблему. Если не поверите — это уже будет не важно.
Я впервые повнимательней взглянула на своего подопечного: тонкие, но решительные черты лица; светлые, цвета солнечного луча, волосы. Его необычную бледность я отнесла в тот момент к очень плохому самочувствию.
—Вас как зовут? — спросил он, опустившись головой на импровизированную подушку из старого детского одеяла, которое я всегда брала на рибалку, как говорят, на всякий случай.
—Лена, — ответила я.
— Красивое имя, — мой пациент слабо улыбнулся. — А меня А-л-л-он.
Он произнес свое имя совсем не так, как произношу я, но передавать тот щелчок с присвистом, похожий на звон лопнувшей струны, я не в состоянии. Я смогла подобрать только максимально близкое сочетание звуков.
— Ваши врачи, Лена, вряд ли мне помогут. — Я, как бы точнее выразиться, не из ваших мест, и даже не из другой страны… Я с другой планеты.
Аллон с беспокойством посмотрел на меня. Но мое лицо не выражало ничего, кроме обиды.
– Ну, знаете?! Мне не 5 лет, и вы не в таком состоянии, чтобы так шутить и тратить драгоценное время, — я снова потянулась за рацией.
— Постойте! Вы мне не верите? Вот вам первое доказательство.
Аллон, все время, постанывая, зубами расстегнул замок на перчатке со здоровой руки и зубами же снял её.
— Сравните вашу руку и мою!
Он положил руку рядом с моей. Кисть Аллона была не только больше моей на 1/3, но и имела 4 пальца. Да-да, там и следа не было от мизинца. В общем-то, рука выглядела не уродливо, даже элегантно — как у пианиста, но сравнивать ее с моей было поначалу жутковато.
— Второе и третье доказательства находятся в «челноке», — он кивнул в сторону самолета, — там два моих друга в более тяжелом состоянии, чем я. И пока ваши врачи будут выяснять их личности, и связываться с соответствующими организациями, они погибнут.
Аллон говорил так убедительно. Его глаза смотрели на меня с такой надеждой, что я решила послушать его и зайти в «челнок».
— За одно принесите, пожалуйста, аптечку. Это чемоданчик такой, зеленый с рисунком голубой капли. Он висит на стене у входа между рубкой управления и спальным отсеком.
Собрав в кулак все мужество, я вошла на борт космического «челнока» через выбитый каким-то взрывом люк. Я попала в помещение, которое, скорее всего, было рубкой управления. Похоже, что именно тут и произошел взрыв. Многие приборы были сплавлены и искорежены. А у противоположной стены, в кресле на колесиках, сидел еще один пилот. Взрывом приборов его отбросило вместе с креслом к стене, и возможно он бы остался жив, если бы не обрезок какого-то прута, буквально пригвоздивший его к высокой спинке кресла.
До этого момента я никогда не видела мертвых и, чтобы не потерять сознания и не свалиться тут же рядышком, я постаралась больше не смотреть в его сторону, а акцентировать свое внимание на поиске аптечки. Я ее увидела почти сразу, но, снимая чемоданчик со стены, невольно заглянула в открытую дверь спального отсека. Там на полу я увидела третьего члена экипажа. Он лежал на боку головой в лужице какой-то голубоватой жидкости. Надеясь, что он жив, я повернула его на спину и поняла, что голубая лужица под ним — это кровь, вытекающая из глубокой раны на голове. Тут я окончательно убедилась, что Аллон — инопланетянин.
Не помню, как я выбежала из челнока, но очнулась рыдающей рядом с Аллоном. Он гладил меня по голове здоровой рукой и успокаивал, как маленькую девочку, произнося какие-то очень нежные щебечущие звуки.
Заметив, что я пришла в себя, он снова заговорил на нашем языке:
—Мне очень жаль, Лена, что вам пришлось идти за аптечкою. Но я никак не мог сделать это сам. Возможно, это жестоко с моей стороны, но теперь вы верите мне?
Я кивнула.
—Надеюсь, вы также поверите, что ни я, ни моя цивилизация не желаем зла людям вашей планеты. Вы убедились, что мы также уязвимы, как и люди. И сейчас я, как беспомощный ребенок, нуждаюсь в вашей помощи.
Я снова кивнула.
— Что я должна делать? — спросила, вытирая слезы.
Аллон улыбнулся светлой, почти радостной улыбкой:
— Сначала попробуем поставить меня в вертикальное положение. Пододвиньте мне ближе аптечку.
Он взял из чемоданчика емкость, похожую на баллончик дезодоранта и небольшой карандаш.
— Разрежьте комбинезон на ноге, — сказал он, вручив карандаш.
Я в недоумении взглянула на карандаш, а затем на Аллона.
— Простите, я совсем забыл, что у вас для этого используют немного другие приспособления, — извинился он.— Давайте, наверное, начнем с руки. Ее я смогу зафиксировать сам. Вы только подержите так, чтобы мне было удобно работать.
Проведя карандашом по рукаву комбинезона, Аллон разрезал ткань быстрей и легче, чем я делала бы это ножницами. Затем достал из аптечки коробочку величиной с мобильный телефон, с таким же небольшим экраном и десятком кнопок.
—Это универсальный диагност, — объяснил он. — Проводит всю существующую диагностику от температуры тела до генных исследований. Сейчас посмотрим, что у меня с рукой.
Набрав кнопками какую-то комбинацию, Аллон не спеша, провел коробочкой над местом предполагаемого перелома. Через пару секунд на экране появилось что-то похожее на рентгеновский снимок, но более четкий, где хорошо было видно, что, несмотря на боль, перелома нет, есть только трещинка.
—Это уже хорошо, — с облегчением вздохнул Аллон , — но все-таки нужно ее зафиксировать.
С помощью баллончика он покрыл поврежденную часть руки пеной, которая через две минуты застыла как гипс.
—У нас под гипс на тело обычно кладут что—то мягкое, чтобы гипс не царапал…— с опозданием заметила я.
— Эта пена так застыла только снаружи, а внутри, где нет доступа воздуха, она мягкая, как крем. Кроме того, в состав пены входят и болеутоляющие, и восстанавливающие лекарства. Дня через 3-4 рука будет в порядке.