Тропа ведет меня долго, и идет через лес. Или через поле.
Лес — ночной, в нем темно, пусть я и не вижу этого за туманом. Еще лес, скорее, сумеречный, или дневной, но лучи солнца не пробиваются сквозь кроны. Или все варианты леса сразу — и перечисленные, и нет.
Поле заросло травой в мой рост. Или немного ниже. Или под ногами хлюпает почти болото, вокруг же — заросли рогоза, который почему-то называют камышом, но не я и не сейчас. Иногда травы нет вовсе, земля иссохла, выжжена солнцем, лучей которого все равно не видно. Поле одновременно никакое и самое разное.
Странных мест таких я не видел и во снах, которых не видел тоже, и мне совершенно ясно смутно казалось: я умер, и по тропе иду не весь целиком.
Идет, опасливо озираясь, только то, что можно назвать моей душой, однако, при хвосте, ушах, зубастой морде и конечностях, которые вновь хочется называть лапами, передними и задними.
Тропа, даже болотистая в какой-то момент, ощущается под ногами весьма явно и недвусмысленно: иду я босиком, и одежды на мне никакой нет. Потому каждая из в изобилии попадающихся сосновых шишек, ощущается стопой как настоящая, пребольно впиваясь в пятку, если немного неудачно поставить заднюю лапу.
Нечастые кусты, растущие вдоль тропы, топорщат осязаемые ветви, цепляя меня за шерсть, будто линяющего по весне лиса. Даже легкие дуновения ветерка, не способного развеять туман, ощущаются как самые натуральные, однако меня не обмануть сенсорным богатством призрачного мира.
Почти ничем не пахнет. Вернее, не пахнет ничем совершенно, а то, что мне удается почуять я, конечно, домысливаю сам: сенсорная депривация, пусть и относительно одного только нюха, штука страшная настолько, что мозг хомо сапиенс защищается от таковой рефлекторно, совершенно без участия смущенного сознания.
Кстати, сознание. Я себя осознал в полной мере, и тут же в мою ментальную сферу, мнимую, как и все вокруг, пришла первая мысль, и была она страшно далека от чего-то приятного.
« Я мыслю, следовательно, существую », - подумалось сначала. « Однако, если я мыслю, но при этом умер, существую я или не по-настоящему, или в форме иной и непонятной. Скорее всего, такое существование мне не понравится… Кой чорт, оно мне не понравилось сразу! »
«Если я умер,» — продолжил я рассуждать сам с собой внутри себя, «но совершенно все про себя помню, настоящая загробная жизнь, во-первых, существует, и, во-вторых, я в нее еще не вступил, или вступил, но не до конца. Или мы там, у себя, в этом, как его, Мидгарде, не знаем о посмертии чего-то очень важного».
Загробная жизнь — не выдумка, об этом я знал совершенно точно. В конце концов, посмертное существование доказано современной физикой со всей научной очевидностью: мне самому приходилось, учась курсе на третьем, призывать спектора смешанного спектра, аспекта льда и смерти одновременно. Такой дух, наполовину стихийный, наполовину эфирный, носит, как правило, слепок личности человека, которым был при жизни. По этой причине с духом можно поговорить, и расспросить его о том, как все обстоит там, после жизни.
Ладно я! Меня, в конце концов, можно обмануть: я ведь физик температур, некромантии на нашем курсе не преподавалось даже факультативно, после же было недосуг подучить иногда полезную специальность — ввиду полного отсутствия требуемой склонности эфирного тела. Но есть же некроманты настоящие, такие же специалисты, как я, только в области физики смерти и противоэнергий… В общем, наука в курсе дела: загробная жизнь существует.
Было неприятно и боязно, и вот почему.
Я, конечно, христианин, пусть и не назвать меня добрым католиком… Однако, книжки в детстве читал, сказки и саги слушал, некоторые традиции, именуемые ныне языческими, живы в старых семьях и по сию пору.
По всему получалось, что дни свои я окончил как-то неправильно и бесславно: Дева Битвы за мной не явилась.
Там, внутри себя, я с детства предвкушал явления самолично Гундукк, Девы-Волчицы, пусть и не считаются Выбирающие Павших с такой мелочью, как национальность героя… Ни мой хладный труп, ни отлетающий дух вниманием почтены не были.
Удивляться, конечно, не стоило: пал я не совсем в битве. Во-первых, не очень понятно, можно ли считать боем уличную драку. Во-вторых, сама драка успела уже завершиться чисто технически. В-третьих, в моей передней, она же верхняя, лапе, не оказалось ни меча, ни топора, ни, на худой конец, ножа.