- Тут он я! - поспешил принять вопрос на свой счет некий псоглавец. - Я, я пострадавший! - и, чтобы никто не ошибся, просигналил поднятой лапой.
Для этого пришлось отвлечься от миски, щедро наполненной стаутом. Мировую только что выставил турист из города Kiev (это в Советской России, среди бескрайних снегов, то есть, почти как в тех краях, где я родился и вырос).
По правде, стаута мне уже не хотелось: то ли уже вдосталь налакался, то ли удар по хребту оказался чувствительнее и эффективнее, чем мне показалось в горячке славной битвы. Короче, заодно я воспользовался поводом не обидеть хорошего человека.
- На тебя, Амлетссон, как раз и жалоба! - уточнил Рональд.
- Что, вот прямо на меня? - делано удивился я. - Подошел, значит, такой некто, или по элофону позвонил, и говорит: «Жалуюсь, стало быть, на Локи Амлетссона, каковой меня злодейски…» - кстати, кого конкретно и что именно?
- Амлетссон, не паясничай! Понятно, что жаловались на черно-белого псоглавца, но у нас тут на всю округу ты такой один! Мохнатый, алкоголик и ходишь по пятницам в «Полтора Поросенка»! - было не очень понятно, какая конкретно муха укусила обычно весьма лояльного полицейского, поэтому я действительно бросил паясничать и построжел.
- Смотрите, офицер, - начал я. - Дело было так…
Этот, тот самый, вошел в паб с видом то ли завсегдатая, то ли хозяина немалой доли: кивнул невпопад паре местных пьяниц, проигнорировал вешалку для плащей, и, как есть, мокрый от набежавшего дождика, протопал к стойке. По пути плащ проехался по чужим, и, до того, сухим, спинам: ворчание владельцев спин гость оставил без внимания.
Кроме непривычного в наших краях черного кожаного плаща, гость щеголял высокими сапогами со звездочкой, узкими серыми брюками, неприятно обтягивающими бедра, светло-синей рубашкой с высоким воротником и совершенно непристойного вида широким многоцветным кушаком об огромной золотистой пряжке. Был он высок, довольно строен или даже жилист, прически же не носил ни на какой части головы: мне тогда показалось, что даже брови его выщипаны до тонкой ниточки.
Я наблюдал гостя от выхода из уборной, поскольку, по старой фермерской еще привычке, пошел мыть лапы: передние, они же — верхние.
- Пива. Красного. Холодного. В чистой кружке, - гость, так и не сняв плаща, угнездился на барном табурете и обратился к бартендеру совершенно по-хамски: буквально всем, от Ватерфорда до Лимерика, известно, что кружки, стаканы, бокалы и рюмки в «Поросенке» чистые вообще всегда: на то есть и особое отношение, и специальное заклинание, и бдительные инспекторы службы кашрута.
- Держи свою кружку, дорогой гость. - Наш Ласси, как и треть его коллег на Зеленом Острове, наполовину лепрекон, росту невысокого, кудрей рыжих, нраву озорного и злобного, но отходчивого. Кружку он, конечно, наполнил, и даже в нее не плюнул, хотя все равно бы не смог. - Только это эль.
- Х*эль, - принялся нарываться хам-в-плаще. - Ты мне еще скажи, что это красный эль, и пьют его одни только бабы!
- Не скажу. - Хитро усмехнулся Ласси. - Я — не скажу. И без меня есть, кому.
Гость поднял емкость на уровень глаз, и внимательно, на просвет, всмотрелся в содержимое. Сделал он это зря: вся пинта содержала только эль и ничего, кроме эля, однако жест заметили, оценили и опасно подобрались. Этакого отношения к повелителю пивного крана завсегдатаи не прощали никогда, не простили и в этот раз: осталось решить, кому из посетителей больше всех надо, и кто начнет в эту пятницу главный номер вечернего шоу.
Больше всех было надо, разумеется, мохнатому и зубастому мне.
На барную стойку и табурет я, буквально, обрушился: не потому, что был пьян или не стоял на ногах, а по совершенно другой причине. Вы ведь видели, как укладывается крупный пес? Или долго кружится на одном месте, как бы уминая под собой пол, или будто рушится вниз одним движением. Вот так, вторым манером, поступил и я.
Стул выбрал, все же, не соседний с хамоватым гостем, а через один: мокрого плаща никто не отменял, а сушить шерсть намного сложнее и неприятнее, чем протереть полотенцем почти безволосую кожу.
- Привет, Ласси! - это первый шаг: показать неприятному дяденьке, как надо себя вести. - Мне, как всегда, мяса и стаута.
- Стаута черного и холодного, мяса красного и горячего? - Бартендер посмотрел на меня внимательно и весело, чуть скосив взгляд на уткнувшегося в кружку любителя женских напитков. Я понятливо подмигнул, и Ласси кивнул в ответ.
Пока лепрекон наполнял мою миску (да, в этом пабе у меня своя миска, две метрические пинты, прозрачное стекло) хмельным, а с кухни несли говяжий стейк в две человеческие ладони толщиной, гость успел допить свой эль и заказать, в манере столь же вызывающей, еще одну кружку. Я — в ожидании и чтобы не сбить хулиганский настрой — все это время следил за эловизионными приключениями кожаного икосаэдра, перемещаемого мощными пинками по зеленому полю. В Ирландии не то, чтобы сильно любят футбол — чай, не изнеженные сассенахи, добрая драка лучше кожаного мяча — но смотреть смотрят, особенно по вечерам и в барах: так поступил и я.