Мокрый плащ допил вторую пинту и потребовал третью: как раз и мне принесли мой заказ.
Знаете, я, как и любой псоглавец, умею пить (то есть, лакать) очень аккуратно. Тысячелетия жизни бок о бок с другими разумными многому учат, и в нормальной ситуации совместное застолье с такими, как я, никаких неприятностей не сулит. Однако, прямо сейчас обстоятельства требовали, и требуемое получили: я принялся лакать из миски, делая это максимально невоспитанно и неаккуратно. Стаут в разные стороны, конечно, не летел, но неприятные ощущения соседу по барной стойке были гарантированы.
Шаг второй: показать, что конкретно тебе тут не рады и удобства твоего не гарантируют.
Я ожидал, что хам заведется, но не думал, что так быстро: три пинты слабенького эля — доза совсем небольшая, если, конечно, не напиться основательно где-то еще.
Хам-в-плаще дернулся, посмотрел на меня неодобрительно, был проигнорирован, и решил обострить: а мне, как вы понимаете, только того и было нужно.
- Что-то у вас тут псиной пахнет. - Гость запустил пробный шар, и, уже обращаясь ко мне, добавил: - Не находите?
Я вылез из миски, шумно облизал морду, и поспешил ответить.
- И не говорите! - согласился я. Просто не продохнуть, как воняет. Только не псиной, а духами. Женскими.
- Ты на что намекаешь, песья твоя морда? - резко возмутился хам, забыв уже, видимо, о том, что ему обещал Ласси.
- Да я не намекаю. - немедленно обострил я. - Я прямо говорю, духами от Вас пахнет, девушка.
- Я не девушка! - возмутился почти-высохший-плащ.
- Нашла, дура, чем хвастаться, - под все более слышимые смешки выпивох урезонил я. - Это, вообще, Ирландия, мы тут католики, распутное поведение не поощряется. Выбрилась вон налысо, пришла в пивную без мужика, верно, и вовсе пропащая…
Если бы на месте гостя-три-женские-пинты, очевидного, пусть и гладко бритого, мужчины, был я — моя правая передняя лапа, сжатая во внушительный кулак, уже летела бы обидчику в нос. Если бы на этом же месте был любой другой завсегдатай «Поросенка», произошло бы то же самое, с поправкой, разве что, на мохнатость конечности. Оскорбляемый поступил иначе: он с силой толкнул мою миску, в которой оставалось еще добрых полпинты отличного стаута.
«Вот ведь пидор» - успел подумать я.
Миска опрокинулась, содержимое разлилось по стойке и закапало на пол. На полу образовалась лужа: не очень большая, но заметная, от лужи запахло вкусно, но обидно, и в зале неожиданно сделалось почти совсем тихо.
Не знаю, как принято в ваших краях, но здесь, на Зеленом Острове, так не положено. Я неоднократно был свидетелем — и даже участником того, как вусмерть упившиеся драчуны танцевали между столов, разбивая друг другу носы и подбивая глаза, но не задевая ни напитков, ни еды. Просто потому, что делать этого примерно так же нельзя, как доставать в пьяной драке любое оружие, хоть нож, хоть пистолет, хоть волшебный жезл.
Просто потому, что между собой вы можете драться так, как вам вздумается, но намеренно бросать на пол еду или проливать напитки — это неуважение к Месту и его Духу. Проявлять же неуважение к Духу места, особенно, старого и весьма посещаемого — это надо быть или совершенным безумцем, или не менее совершенным архимагом, каковой, по должности своей и умениям, не боится вообще ничего и никак.
Однако, плащ-которому-мне-стало-лень-придумывать-эпитеты сделал то, что сделал, проявил неуважение, и буквально всем своим видом требовал соразмерного наказания.
Прямо посреди зала из воздуха, пивных паров и нечувственного эфира, соткалось бородатое лицо в старинном шлеме: дух великого кормчего, Манфреда «Полтора Поросенка» Торфинссона, решительно обратился к своему потомку, пусть не по крови, но по духу, сиречь — ко мне…
…- Если серьезно, офицер, этот деятель зашел сюда как к себе домой, намочил кучу народу своим мокрым плащом, нахамил бартендеру… - Рональд переглянулся с Ласси, тот нахмурился и кивнул, подтверждая сказанное: да, мол, нахамил!