Глава 11
Примерно 20 лет назад.
Давид сложил ненавистную форму. Угрюмо оделся по гражданке.
Эдик смотрел на него молча. Сочувствия у рыжего садиста в глазах не прослеживалось. Поддержать Давида он не умел. Да и не хотел.
Чем раньше тот поймет, что жизнь это унылое вязкое дерьмо без справедливости, тем лучше для него.
- Я его убью,- сквозь зубы прошипел Давид.
Эдик задумался.
- Рановато. Если ты его сейчас замочишь, все сразу поймут, что это твоих рук дело. Закроют тебя на десять лет, минимум. Нет. Тут надо выждать. Нам служить осталось год. Только когда получим корочки, сможешь отомстить. Я помогу,- уверенно сказал рыжий.
- Я не могу столько ждать. Надо было его раньше прирезать. Тогда она была бы жива,- голос парня дрогнул, выдавая всю боль, клубящуюся в глубине души.
Мама умерла. Сейчас его отпускали на похороны.
Только при каких обстоятельствах он узнает позже.
Несчастная женщина пыталась кухонным ножом вырезать из себя ребенка Кирилла. Истекла кровью прямо на кухне. Она не могла позволить, чтоб в мире появился еще один монстр, подобный мужу.
В тот момент Давид еще не знал этих жутких подробностей. Но прекрасно понимал, что причиной смерти любимой женщины стал отчим.
- Уже все равно поздно. Мать ты не вернешь. А вот за убийство отчима сядешь надолго. Ты, Давид, слишком прямой. И глупый. Еще совсем сопливый. Руководствуешься эмоциями. А с ублюдками так нельзя. Здесь нужен холодный рассчет и хитрость. Ты должен обыграть его так, чтоб ни у кого не возникло сомнений, что ты ни при делах. Тогда сможешь смаковать свою месть на свободе. Долго,- равнодушно рассуждал Эдик, вдруг резко добавил с азартом,- А давай его сожжем нахер. Прикинь? Устроим поминальный костер в честь твоей матушки. Сначала свяжем подонка, и ты отведешь душу. Порежешь его. А потом спалим к чертям весь дом. Тогда и от трупа избавимся, и ты выйдешь сухим из воды...из костра,- злорадно хохотнул псих.
Давид задумался. Эта идея его оживила. Он с удовольствием сожжет весь этот дом, в котором отчим его с мамой годами мучал, пока не довел несчастную жертву до края пропасти.
- Мне нравится эта идея,- честно признался он. Волчьи глаза потемнели от ненависти. Приближение расправы будоражило кровь. Заполняло ее предвкушением, адреналином.
- Я так и знал,- победно добавил Эдик,- Только осуществим этот план через год. Ты должен, друг, научиться жить с ненавистью и злобой в сердце. Это настоящий кайф. Ты распробуешь свои эмоции. Когда будешь убивать этого ублюдка испытаешь эйфорию, подобную оргазму. Потому что если ты завалишь его сейчас, то твоя жизнь станет скучной и бессмысленной. Поверь я знаю о чем говорю. Нет ничего круче предвкушения мести. И это блюдо надо подавать холодным...
***
После похорон матери Давид вернулся в лицей в полной аппатии. Все дни проведенные с отчимом, он мысленно расчленял этого ублюдка. Мечтал о реализации свой мести.
Ждать еще целый год. И от этого становилось тошно. Он жаждал действовать немедленно. Сейчас.
Молодая горячая кровь бурлила. Хотела расправы. Торжество справедливости здесь было ни при чем. Он просто хотел испить вкус мести. Совершить первое убийство.
Неделя в лицее тянулась слишком медленно. Давид замкнулся, мало говорил. Ночами вспоминал поцелуи матери на щеках. Ее заливистый громкий смех. Крепкие объятия тонких рук, в которых он был счастлив...
И да. Он плакал. Пока еще он не успел загрубеть и иссохнуть от эмоций настолько, чтоб держать их в узде.
Каждую ночь слезы катились из глаз парня. Пропитывали подушку. Давали перед сном мнимое облегчение искалеченной жестокостью душе.
В казарме было тихо. Все спали. Давид смотрел в потолок между койками. Там, где то высоко в небесах душа матери. Она, наконец, свободна и счастлива. Ее больше не мучает садист. Не избивает и не насилует.
Эдик встал с кровати. Бесшумно ступая, подошел к кровати Давида. Толкнул товарища кулаком в плечо.
Давид посмотрел на его фигуру во мраке. Тот был полностью одет. Прошептал ему
- Вставай. Поехали развлечемся. Я договорился на пропускном. Нас отпустят, если через пару часов вернемся.
Дважды повторять не нужно. Сбегать на волю - было единственной отдушиной для запертых в аду лицеистов.
Поэтому Давид быстро вскочил с кровати и оделся, вложился в трехминутный норматив.
Крадучись, парни вышли во двор закрытой учебки. Дошли до ворот. Их без проблем выпустил постовой. Не задал ни единого вопроса.
Все в лицее боялись не угодить Эдику. Его авторитет окреп и стал нерушим.
Уже на улице они обернулись по сторонам.
- Куда пойдем?- спросил Давид.
- Немного покатаемся,- с адским блеском в глазах сказал Эдик.
Парень вытащил заточенный кухонный нож и протянул другу. Он явно задумал провернуть какое то темное дельце.
- Спрячь.
-Зачем?
- Не боись. Это так, на всякий случай...
И Давид поверил. Безропотно всунул нож за кожаный пояс брюк.
Они молча шли по пустынным улицам. Чуть сгорбившись и глядя на грязный асфальт с одинокими лужами. Природа вчера буйствовала. Шел первый осенний дождь.
Приближался октябрь.
В прошлом году в это время Давид приехал в лицей. Парень усмехнулся, когда вспомнил свои глупые юношеские надежды. Что его жизнь станет лучше. Что он будет старательно учиться.
Все оказалось прахом. Жизнь в тюремном заведении была ужасная. Скучная и однообразная. А события, что происходили в стенах лицея, заставили бы поседеть любого, кто узнал бы о них.
- Желторотых скоро выпустят с карантина в общие бараки,- нарушил тишину Эдик,- Мне все не нужны. Возьмешь себе половину духов. Пусть прислуживают.
- Мне не надо. Нахер мне запуганные малолетки?- удивился Давид. Он не стремился в смотрящие. Не нуждался в рабах. Ему хватало тех, кто пытался угодить Эдику и подмазывался через него к другу. Ему носили сигареты блоками. Привозили после выходных еду - арбузы и дыни, колбасу, сыр, даже рыбу. Гладили его форму, застилали кровать и каждое утро нашивали на ворот белую подшиву, которую проверял сержант.
- Не тупи, Давид. Оставлять стадо без погонщика нельзя. Это наш авторитет. Я со всеми задолбаюсь. Ты мне нужен. И придумай, как попустить особо выебистых, если трахать их не хочешь,- по деловому строго пояснил Эдик,- О, а вон и тачка!
Он помахал таксисту рукой. Машина развернулась через две сплошные и притормозила возле них.
- Дядя, подкинешь к вокзалу со стороны парка? Мы на поезд опаздываем,- спросил Эдик. Пару минут они договаривались о стоимости поздки.
Затем сели в такси на заднее сиденье. Рыжие глаза Эдика блестели сатанинским азартом. Что он задумал, Давид никак не мог понять. Врядли рыжий решит свалить на поезде из города. Их двоих четвертуют в лицее за побег. А жестокий товарищ кайфовал от службы и своего влияния. Это Давида давили тюремные стены, и он не испытывал удовольствия от унижения слабых. Поэтому парень напрягся, не понимая цель поездки.
Давид посмотрел в окно. Они действительно ехали в сторону вокзала. В машине царила тишина и запах курева. Эдик ворочался и напрягался, достал нож и провелял пальцем его остроту.