— Как больная? — спрашивает профессор еле слышно.
Сестра не отвечает. Слабый свет ночных ламп убаюкал молодую девушку. Галицкий слегка прикоснулся к ее плечу, нахмурил брови, сестра раскрыла глаза, испуганно взглянула на хирурга.
— Как больная? — повторяет вопрос Галицкий.
Сестра испуганно вскакивает на ноги.
— Вы спали? — спросил строго, когда уже вошли в комнату дежурного врача. — Больная стонала?
Сестра кивнула в ответ.
— Вот видите! А это важно. Как вам не стыдно на дежурстве спать! Имейте в виду — это позор!
Сестра вот-вот расплачется. Галицкий немного смягчился:
— Записывайте все наблюдения. Понимаете?
— Понимаю, понимаю, — по-военному вытянувшись, заверила сестра.
— Можете идти! — велел хирург и сам вышел следом за сестрой, которую хорошо знал еще с военных лет.
Раненая спит. Галицкий поднес руку к ее виску, начал считать пульс. Его лицо просветлело. Теперь он действительно может сказать отцу кое-что утешительное. В эту минуту раненая застонала, попросила пить. Профессор скорее догадался, чем услышал. Собственноручно налил в стакан немножко воды, смочил марлей губы раненой.
Галинка, очевидно, хотела поблагодарить, но вместо этого лишь шевельнула бескровными губами.
— Спокойно, доченька, спокойно! Закрывай глазки и спи на здоровье, а завтра утром придет отец... Спи, спи, дорогая.
Галинка попыталась улыбнуться, однако и на улыбку у нее не хватило сил. Профессор подождал, пока она уснет, на цыпочках вышел в коридор, быстрыми шагами направился в свой кабинет.
— Все идет лучше, чем можно было предполагать. Через три дня приходи с цветами, Станислав.
Жупанский заставил хирурга дважды повторить рассказ о своих наблюдениях. Слушал и не мог сдержать слез.
— А теперь домой. Сейчас же иди домой и — спать! — приказал хирург. — Ты слышишь, Станислав! Иначе тебя тоже придется положить в больницу... Нет, нет, я не шучу!
Жупанский видел, что Галицкий стал разговорчивее, веселее. Значит, Калинке и в самом деле лучше.
— Иду, мой спаситель, иду немедленно, — заверил он, снимая халат. — Иду, иду.
— Спаситель на небе, а мы — на грешной земле...
Вынул толстую сигарету, поднес к ней зажигалку, несколько раз глубоко затянулся.
Бандит целился в сердце, но не пробил его. Он лишь кончиком лезвия задел его, но от кровоизлияния могла наступить смерть. Если бы «скорая помощь» хоть немного опоздала, если бы в лаборатории так быстро не определили группу крови, если бы... Но Станислав Владимирович всего этого не знал, да и не должен был знать.
Поднимаясь по ступенькам своего дома, Жупанский увидел свежепобеленные пятна на стене.
«Зачем это?» — вяло подумал профессор, и вдруг понял — там была Калинкина кровь. Да, да — это здесь она упала от руки преступника, которого он так неосмотрительно впустил в свою квартиру. Невольно вспомнилась фигура бандита. Гнев затуманил глаза, напомнил о мести. Да, да, он должен отомстить за кровь дочери, за свое горе, за отвратительную подлость.
На пороге квартиры встретил Олену. От горя и слез эта добрая женщина почернела, совсем сгорбилась. Не спрашивала ни о чем, только печально смотрела в глаза профессору.
— Хирург говорит, что Калинка будет жить, — еле слышно промолвил Жупанский.
Старушка часто зашмыгала носом, из глаз у нее покатились слезы — счастливые слезы, очищающие душу.
Станислав Владимирович подошел к домработнице, впервые за всю свою жизнь поцеловал ей руку.
— Благодарю, Олена! — тихо промолвил он.
Олена помогла хозяину снять пальто. Он в нерешительности постоял у дверей кабинета, но в кабинет не вошел — боялся одиночества. Сел в столовой за стол, понурив голову.
— Может, кофе? — напомнила Олена.
Да, пожалуй — ему надо выпить кофе. О сне и думать нечего. Через минуту Олена принесла большую кофеварку, поставила перед хозяином его любимую чашечку.
— А ты сама пила, ела?
— Я потом, потом! — замахала руками.
— Будем пить вместе, — сказал он и хотел встать, чтобы принести посуду.
Олена силком усадила хозяина на стул, направилась к буфету, взяла чашечку. Сердцем поняла, что между нею и Станиславом Владимировичем сейчас не существует той межи, которая разделяла их всю жизнь. «В страдании все мы равны, как перед богом», — думала Олена, садясь за стол.
Кофе пили молча. Станислав Владимирович чуточку спокойнее мог думать о горе. Ведь это по его вине Калинка чуть было не поплатилась жизнью. А может, еще...
Отгонял черные мысли, не отпускавшие ни на миг. Нет, нет, он верит хирургу. Разве Галицкий не отец единственной дочери? Если бы Галинке угрожала опасность, он непременно сообщил бы ему. А впрочем, он еще раз позвонит ему.