— Я слушаю, Гайдук. Продолжай.
— А была ли когда-нибудь на свете такая правда, спрашивает, чтобы крестьянам кто-нибудь землю давал без денег? Ну, а если, говорит, Советская власть наделила нас землей, то и мы, крестьяне, должны перед нашей властью добросовестными быть. Вот, говорит, наш колхоз «Ленинская искра»... Он ведь теперь председатель этого колхоза. Весной его единогласно избрали, прости господи... Тьфу!
Гайдук гневно сплюнул, но, встретившись с презрительным взглядом хозяина, пугливо вытер ладонью плевок на полу и замер.
— Дальше, Гайдук, дальше!
— Наш колхоз, говорит, выполнил план и сверх плана триста пудов сдал, и вам, единоличникам, не следует отставать. Ведь для Советской власти все равны: что колхозники, что единоличник. После него еще Липицкий разглагольствовал, за ним Бондарчук, усатый Петро. Помните, усы как щетки. И все тоже, как и Пилипчук, говорили о сдаче хлеба. Не узнать, прошу пана, нынче людей. Раньше как было? Соберет войт людей и так и сяк уговаривает, а люди молчат, как волы. Или такой крик поднимут, хоть уши затыкай. А нынче никто против не пошел, даже солидные хозяева и те большевиков поддерживают. А вся беда идет от Крутяка. Это он со всех сел бедноту собрал, на Киевщину возил, чтобы они собственными глазами хорошие колхозы увидели.
— Пускай себе возит... А нам, Гайдук, надо так стараться, чтобы ни один колхоз не поднялся. Понял?
— Понял, конечно. Затем и голову ношу, чтобы кое-что все-таки понимать.
— А как в Сбокове колхозники живут?
Гайдук вздохнул, наклонил голову.
— Живут, холера их побери. В том-то и дело, что живут неплохо. Машины, кредит государство дает. Агронома теперь уже имеют.
— А наши люди? А ты, Гайдук? Куда ты смотришь? Где твоя работа? Уклоняешься, Гайдук! Почему до сих пор не убрали Крутяка? Почему, спрашиваю? А колхоз! Почему допускаете, чтобы укреплялся? Сожгите лошадей, коров, хлеб — пускай тогда колхознички локти кусают. Слышишь, Гайдук?
Теперь Роздум бегал по комнате, будто разъяренный волк в клетке, брызгал слюной, размахивал руками. Гайдук молчал. В такие минуты лучше смолчать. Гайдук знает это еще с тех пор, когда возил молодого пана на прогулки в город. Очень хорошо знает. Пускай себе покричит вдоволь, остынет, тогда он и расскажет кое-что приятное для пана, и все кончится рюмкой. Пускай себе кричит!
— Ваш район совсем прекратил действия. Кто позволил? Я спрашиваю, Гайдук, кто позволил?.. Молчишь? Может, ты за молчание получаешь вознаграждение? Как думаешь, Гайдук?
— Стараюсь для вас как могу, пан старшина.
— Не для меня стараешься! От меня требуют, и я должен требовать. Понимаешь, должен! Кто будет платить бездельникам? Кто, спрашиваю?
Роздум вплотную подошел к Гайдуку, яростно затряс кулаками. Рядом с плечистым Гайдуком, плотным и крепким, хозяин выглядел довольно-таки комично. Особенно нелепы были угрозы маленькими кулачками. И кому угрожать? Гайдуку, у которого руки, будто лопаты, — большие и почерневшие от земли, от работы. Стоило бы Гайдуку опустить одну такую «лопату» на голову пана — и, считай, конец, «аминь». Однако Гайдук и не думал, пожалуй, отвечать на угрозы Злогого. Испуг застыл в его вытаращенных глазах. Он боялся Злогого, это был его господин, и ему нужно было прислуживать и угождать. Иное дело село — там Гайдук кому угодно заткнет глотку, кого угодно согнет в бараний рог. Если, конечно, захочет.
Хозяин дома тоже, видимо, заметил страх в глазах Гайдука, смягчился:
— Надо действовать, Гайдук. Действовать непременно, каждый день. Пусть наши акции кажутся незначительными, но они будут напоминать народу о нашем существовании, будут вселять страх. И кроме того, Гайдук...
Роздум самодовольно осклабился, снова показывая ряды золотых зубов, перешел на заговорщический шепот:
— За границей тоже больше шума поднимут о «принудительной коллективизации». А нам это выгодно, Гайдук. Понимаешь?
— Да, понимаю. К-хе! Как же не понимать, когда вы так хорошо растолковали, — торопливо ответил гость. — Устрашать народ надо. Вы очень мудро советуете.
Тем временем хозяин подошел к столу, взял сигарету, прикурил и, крепко затягиваясь табачным дымом, как бы между прочим спросил:
— Как там Яринка?
Глаза старого прислужника подобострастно засверкали; он с нескрываемым удовольствием потер ладони.
— Яринка, спрашиваете? К-хе, к-хе! Очень славная, скажу вам, дивчина. Прямо-таки краля, а не девушка. На что я стар, а посмотришь на такую красотку, и глаз оторвать невозможно.