— Не об этом спрашиваю, Гайдук! — не без раздражения прервал разглагольствования гостя хозяин.
— Я понимаю. Известно, речь не о том... Письмо ваше я передал и дал кое-какие поручения.
— Кому именно?
Гайдук снова оглянулся, словно вор, и, по-воровски поводя глазами, приглушил голос:
— Ей поручил... Крутяка убрать. К-хе!.. Понимаете, ей ведь удобнее, чем мне: секретарша сельсовета, везде ее пускают.
Злогий удивленно уставился на него.
— Ну, а она?
— Боится, очень боится, пан старшина. Известное дело — баба. Потому и боится. Но если нажать хорошенько, припугнуть, то дело пойдет. Ей-богу, пойдет.
— Думаешь, согласится?
— Ей-богу, согласится!
Роздум сел в кресло, смежил глаза. Яринка! С каким наслаждением приник бы сейчас к ее калиновым устам... заглянул в ее черные глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами...
— Садись, Гайдук, рассказывай подробнее, — велел Роздум.
Гайдук подкрутил усы, потом зачем-то пригладил их и, покорно посматривая на хозяина, осторожно присел на краешек стула. Именно присел, а не сел, ибо кто разгадает нрав таких, как пан старшина: то они кричат и бранятся, то похлопывают тебя по плечу, будто ровню. Гайдук — старый волк, его костью не приманишь, нет. А и впрямь нравится пану Яринка. Ишь какими глаза стали — маслеными и круглыми, как пампушечки...
— Рассказывай, Гайдук, рассказывай, — тихо напомнил хозяин и снова прикрыл глаза.
Гайдук откашлялся, по привычке пригладил усы.
— Встретил я как-то Яринку на улице, поздоровался. «Как дела?» — спрашиваю... «Благодарю, — говорит, — я довольна». Ей-богу, так и сказала, — поторопился добавить Гайдук, заметив гримасу неудовольствия на лице хозяина.
— Дальше, Гайдук, дальше.
— «А не хотите ли, милая, получить письмо от красивого кавалера?» — спрашиваю. «Ну, — говорит, — вуйко, где же вы встретите девушку, которая не желает получить письмо от красивого кавалера? Но от кого именно?..» — «Э, Яринко, — это я так ей говорю, — не хитри, по глазам вижу — догадываешься, от кого тебе письмо пришло. Хорошо вижу!» А она, пан, покраснела, ну вот-вот кровь с ее щечек брызнет. «От Злотого?» — спрашивает. Ведь она не знает, что вы теперь не Злогий и не пан, а мастер Роздум. «Да, — говорю, — ты угадала, именно от него письмо».
— На улице? Где же твоя осторожность, Гайдук? Сколько раз нужно тебе втолковывать: в нашем деле осторожность — прежде всего!
Пан поморщился, подошел к Гайдуку вплотную.
— Помни, Гайдук, измена и неосторожность — родные сестры, а ты, надеюсь, не забыл, как мы наказываем предателей? Это наш святой долг перед родиной.
Гостя распирал хохот.
«Ха-ха-ха! — гоготал он в душе. — Родиной! Какая родина, господи! Ха-ха-ха! Ну и смешные же слова вы иногда говорите, пан старшина, очень смешные!»
Яростный хохот внутри не затихал, от него подрагивали ноги, но на лице застыла холопская покорность. Гайдук делал вид, что очень внимательно слушает пана.
— Сколько раз надобно напоминать, предупреждать? Отвечай? — прошипел хозяин. — Злогий, Злогий! Злогий погиб! А есть мастер Роздум. Разве забыл мое требование?
Гайдук молчал, внутренне продолжая смеяться. «Ну и глупый вы человек, хозяин, как присмотреться к вам поближе. Думаете — Гайдук враг своему дому и себе самому? Или, может, боитесь за собственную шкуру? У Гайдука не две головы, одна только, и терять ее он не собирается...»
— Я жду, Гайдук!
— Что, пан старшина? — встрепенулся гость. С минуту смотрел пытливо на хозяина, подыскивая, очевидно, нужные слова. — Я осторожно, ох как осторожно. Сначала осмотрюсь по сторонам и только после этого начинаю говорить. И потихоньку, так, чтобы и в пяти шагах не было слышно. А что касается этого... То ведь Яринка не знает, что вы теперь Роздум. А объяснить без разрешения...
— Ладно! Рассказывай подробнее.
— Схватила она ваше письмо и побыстрее от меня — стесняется. Ну, я задерживаться не стал, на том и разошлись. Но вижу, что все идет к лучшему, пан старшина.
— Хорошо. Очень хорошо.
Злогий положил обе руки на широкие плечи Гайдука.
— Если Яринка свернет Крутяку шею...
Потер ладони, подошел к столу, взял шкатулку с сигаретами, предложил Гайдуку. Курили и молчали, каждый думал о своем.
«Сколько же он даст за Крутяка? — прикидывал Гайдук. — Кажется, скупиться не будет. На такое дело денег жалеть нельзя. Ей-богу, нельзя!»
А пан думал о метаморфозах в своей жизни. Вот теперь он стал товарищем Роздумом. Очень мило! Пусть будет Роздум, Пшешевский, Зельц. Разве не все едино! А для иных он все еще пан Злогий. Настоящий господин! Разве от его окриков не трясется, например, Гайдук? Еще как трясется! А разве не величают его за границей вельможным паном? Величают. А тут он стал «товарищем». Стыдно даже слышать, когда его каждый встречный называет товарищем. Предпочел бы вовсе не знать и не слышать этого слова. Даст бог, придет время. Уже было такое время, когда все дрожали перед ним. А потом...