— Понимаете, молодой Пилипчук все время почему-то краснел, когда мы начинали разговор о националистическом охвостье... Может, у него какие-нибудь связи?
Крутяк решительно возразил:
— Это исключено! Он был организатором истребительных групп. Сам раскрыл одно вражеское гнездо. Там укрывалось около семи или восьми бандитов. Имели оружие, боеприпасы... Нет, за Владимира я могу поручиться.
— Ясно! А теперь хочу услышать о вашем неотложном деле, Остап Богданович. В чем его суть?
Крутяк кивнул. Начал излагать содержание «важной» просьбы. Кипенко понял его с первых же слов.
— Вы хотите оборудовать образцовую колхозную теплицу? Ну что ж, город в таких теплицах заинтересован. Поможем: и трубы найдем, и котел. Обязательно!.. А как рана? Может, ты, Остап Богданович, малость подлечился бы? — перешел секретарь горкома на дружеское «ты». — Как-никак всякая рана по-своему опасна.
— Уже все зажило! — небрежно махнул здоровой рукой Крутяк. — У вас тут, говорят, неспокойно?
— Малость есть, — подтвердил Кипенко. — Приходи сегодня вечером, поговорим. Пилипчука тоже приглашай — вместе приходите. После семи часов.
Сергей Акимович пожал председателю райисполкома здоровую руку, пошел к трамвайной остановке. Намеревался пообедать дома, немного отдохнуть, чтобы вечером принять сбоковцев, решить несколько неотложных дел. Делить время «на рабочее» и «личное» не приходилось.
Взглянул на часы. До семи оставалось почти два часа. Значит, еще есть время спокойно дома пообедать, затем — в обком на совещание...
Мимо Кипенко пронесся переполненный трамвай. Люди висели на подножках, трое подростков в спецовках ремесленников каким-то образом удерживались на буфере.
«Маловато вагонов, — подумал Сергей Акимович, — а смены кончаются на всех предприятиях одновременно».
Решил идти домой пешком. Но не успел свернуть в тихую боковую улицу, как его внимание привлекла небольшая белая бумажка, приклеенная, вероятно, недавно на стене старого, почерневшего дома. Внутреннее чутье подсказало Сергею Акимовичу, что это вражеская листовка.
Сорвал бумажку. Однако в сотне шагов, на противоположной стороне улицы, снова заметил такой же призыв «не доверять большевикам». Возле листовки остановились две девушки. Сергей Акимович сделал вид, что входит в подъезд дома, а сам незаметно наблюдал за девчатами.
— Неужели снова война? — промолвила тихим испуганным голосом одна из них.
— Бандеровские выдумки! — ответила другая, с гневом срывая листовку. — Пошли, Янка!
Сергей Акимович мысленно поблагодарил девушек. Смотрел им вслед и улыбался.
Решил, не заходя домой, прямо в горком, отдать срочные распоряжения.
Кипенко понимал: враг активизировался по определенному указанию — ровно через десять дней Советское государство будет отмечать свою тридцать первую годовщину. Какие же контрмеры необходимо принять? Как ударить по националистическим недобиткам, парализовать их подлые намерения?
Ясно, враг на открытую борьбу не пойдет, однако причинить вред может. Только за последние четыре дня в городах и селах области от рук бандитов погибло семь активистов, на железнодорожном перегоне неподалеку от границы подорван товарный поезд. Враг портил телеграфные и телефонные линии, отравлял воду, скот.
Телефонный звонок вывел из задумчивости:
— Слушаю!
— Ты, наверное, забыл о совещании? — донесся из телефонной трубки ироничный голос. Кипенко узнал по голосу Юнько — второго секретаря обкома партии. — Все уже собрались, ждем тебя. Без десяти десять!
Когда Кипенко вошел в кабинет второго секретаря, увидел председателя облисполкома и его первого заместителя. Сам Юнько стоял возле массивного стола, тер рукой лысеющую светло-русую голову. Рядом с ним стоял первый секретарь обкома комсомола Вишневич, о чем-то рассказывал. Гавриил Алексеевич часто посматривал на Вишневича недовольным взглядом, щурился и морщился.
— Иди сюда, Сергей Акимович, — поманил Юнько пальцем, когда Кипенко остановился у двери.
Сергей Акимович поздоровался с председателем облисполкома и его заместителем, потом с Юнько.
— Немало тут инцидентов, Сергей Акимович. Вот послушай, что рассказывает товарищ Вишневич, — кивнул Юнько на секретаря обкома комсомола. — Я удивляюсь, что ты слишком спокойно ведешь себя в такой ситуации.
Кипенко посмотрел на Вишневича. Его красивое лицо было суровым и бледным. На высокий лоб, пересеченный наискось красноватым шрамом, ниспадал клинышек курчавых волос. Это еще больше подчеркивало усталость. Белки глаз испещрены густыми красными жилками.