Чувствует ли все это Конечный? Высокий и тонкий, с небольшой продолговатой лысой головой, говорит скрипучим фальцетом.
— Всё?
— Да, профессор!
— Теперь предоставим слово рецензентам... Кто будет выступать первым? — обратился Жупанский к худощавому человеку средних лет, сидевшему возле Линчука. Это был внешний рецензент с кафедры марксизма-ленинизма Панатюк.
— Мы с Николаем Ивановичем договорились, что я выступлю после него. Дело в том...
— Ясно! — неожиданно резко прервал профессор. Постучав по столу карандашом, обратился к присутствующим:— Слово предоставляется внутреннему рецензенту доценту Линчуку.
Было неприятно слушать, но должен был вслушиваться в каждое слово, произнесенное «претендентом» на заведование кафедрой. Непроизвольно ждал, что Линчук наговорит глупостей.
Голос Линчука звучал густо и уверенно, чувствовалось, что все присутствующие внимательно слушают. Это, разумеется, в какой-то мере раздражало Жупанского. Но надо было терпеть.
— Содержание представленной статьи, — продолжал тем временем Николай Иванович, — свидетельствует о большой проделанной работе ее автора. Особенно приятно отметить использование в статье новых для нас архивных материалов. Можно сделать заключение, что основа статьи есть, и она добротная. Вместе с тем совершенно ясно: статью о недавнем прошлом нашего края нельзя писать, не опросив непосредственных участников и свидетелей этих событий. Ведь они живы, работают, возможно, рядом с нами. Мне, например, досадно, что автор упустил это. В результате статья вышла казенной, написанной как бы равнодушным наблюдателем. Для юбилейного сборника она в таком виде не подойдет...
«Ишь как решительно, словно он царь и бог, — иронически подумал Жупанский. — Но замечания справедливы. С ними нельзя не согласиться... Да, странный тип этот Линчук. Может, и вправду искренне убежден, что делает мне услугу? Инквизиторы тоже считали, будто совершают богоугодные дела, сжигая на кострах свои жертвы».
Линчук между тем сделал паузу, начал перелистывать страницы рукописи Конечного.
— Я насчитал также более двадцати ошибок, описок, неточных выражений. Они все здесь отмечены, подчеркнуты... В двух местах, Степан Данилович, вы упоминаете эмигранта Поллинария Мельника и оба раза пишете его имя с одним «л». Ссылаетесь вы также на произведение Короленко «Без языка» и называете это замечательное творение повестью, тогда как сам автор его именует рассказом...
«Старается выгодно показать себя перед Кипенко, — уже несколько раз про себя отметил Станислав Владимирович, хотя в глубине души и не соглашался полностью с таким выводом. — Нет, нет, было бы гораздо хуже, если бы Линчук оказался некомпетентным. Что бы тогда подумал о кафедре Сергей Акимович?»
— Я искренне советую Степану Даниловичу, — заканчивал тем временем свое выступление Линчук, — переработать и переписать внимательно свою статью от начала и до конца, учитывая замечания и критику, которая, я в этом уверен, здесь прозвучит.
— Хороший совет! — кивнул головой Жупанский. — Теперь ваше слово, Матвей Петрович. Только прошу не повторяться.
Панатюк встал.
— Я полностью согласен с замечаниями предыдущего рецензента. Остановлюсь лишь на некоторых положениях статьи, которые вызывают у меня возражения. На странице третьей вы, Степан Данилович, утверждаете, что производство хлеба крестьянскими хозяйствами Галиции из года в год уменьшалось. В то же время на странице двенадцатой пишете, я цитирую: «Валовой сбор зерна стоял на месте». Получается, что хлеб был и хлеба не было. А почему?
Некоторые преподаватели сдержанно заулыбались. Жупанский тоже улыбнулся, правда, еле заметно.
— Но суть не в этом, Матвей Петрович! — не удержался Конечный.
— Разумеется, не в этом. Дело в том, Степан Данилович, что в вашей статье ухудшение жизненного уровня крестьянства фактически объясняется только плохими урожаями. Да, только плохими урожаями. И ни слова не говорится об усилении эксплуатации трудового крестьянства.
Конечный покраснел:
— Что вы мне крамолу шьете!
— Я вам ничего не шью, Степан Данилович, — сухо отпарировал Панатюк, вначале несколько огорошенный репликой Конечного. — Я только констатирую упущения. Усиление эксплуатации галицкого крестьянства в описываемый вами период признается даже польскими буржуазными историками, правда, косвенно, между строками, но признается. И дело здесь не в крамоле, а в сути.
— Покажите мне эти работы.
— Извините, Степан Данилович, но рецензирование не предполагает составления библиографии к рецензируемой работе, тем более доставки книг ее автору, но, если ректорат поручит это мне, то...