— Почему это Кошевский отскочил от тебя, как кот от горячего молока? — поинтересовался Степан Михайлович, протягивая Жупанскому руку.
— Ты разве видел?
— Я шел по другой стороне улицы... Не предлагает ли он тебе случайно свои маклерские услуги?
Вопрос обескуражил Станислава Владимировича. Чтобы не смотреть на Духния, опустил голову.
— Лучше не принимай, Станислав, этих услуг. А то чего доброго попадешь в такие тенета, что до конца жизни не выпутаешься.
— Откуда тебе известны его намерения?
— Он и ко мне когда-то приходил за этим, новым потопом пугал, говорил, что не возьмет в свой «ковчег», — уже громко смеялся Духний. — А я его выпроводил взашей. И тебе советую сделать то же самое.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
У каждого человека есть свои светлые воспоминания, которые помогают в трудную минуту, наполняют сердце энергией. Одним из таких воспоминаний для Станислава Владимировича Жупанского была случайная встреча с Кипенко в университетском парке. Если бы это случилось где-нибудь на собрании, в кабинете, одним словом, как-то официально, Станислав Владимирович вряд ли поверил бы в искренность, потому что, по сути, не верил в нее всю жизнь.
Человек человеку — волк, твердили ему с детства. Воспринял этот закон как аксиому, как нечто бесспорное, абсолютно верное. Не раз наблюдал, как сильный давил и сгибал слабого, как преуспевали те, у кого были деньги и хорошие связи. Деньги и связи — это главное. Правда, все это наблюдал он в другие времена, до сентября тридцать девятого года, но...
Разве в человеческом обществе не действуют незыблемые законы собственного интереса и стремлений к собственному благополучию? Ведь каждый думает прежде всего о себе. Так было и до всемирного потопа, и после него — на протяжении тысячелетий. И вдруг словно произошло чудо.
К нему в сквере подошел незнакомый человек и предложил помощь! Просто так, без всякого умысла!
Больше часа разговаривали они с Кипенко с глазу на глаз в горкоме партии. О Линчуке, его статье, о работе кафедры, о будущем. Кипенко, правда, больше слушал, зато метко шутил, давал советы. В его поведении не чувствовалось никакого превосходства, напыщенного резонерства, заносчивости, не было и нарочитой простоты, которой пытаются кичиться некоторые руководители. В голосе, в манерах Сергея Акимовича отражалось прежде всего теплое доброжелательство сердечного человека. И это привлекало, более всего располагало к откровенности.
Прием закончился тем, что Станислав Владимирович пообещал выступить с лекцией перед рабочими какого-нибудь завода. В свою очередь Кипенко выразил готовность просмотреть текст лекции, помочь, если у Станислава Владимировича возникнут какие-нибудь трудности. Под конец встречи профессор пригласил Сергея Акимовича прийти на заседание кафедры. Кипенко записал в своем календаре условленную дату заседания и сдержал слово — пришел. Должен был и он, Жупанский, выполнить свое обещание.
И вот он едет на завод. Давно не был на этой окраине города. Ой давно! Сколько же лет прошло? Наверное, не менее двадцати пяти. Да, да — не менее! Оксана любила ходить за город на прогулку... Этих домов тогда здесь не было. За узкой железнодорожной колеей, тянувшейся к кирпичному заводу, начинались загородные пустыри.
Смотрел в окно трамвайного вагона, вспоминал прошлое, сравнивал. Как он плохо знает свой город, в котором родился, вырос, состарился. На этой вот призаводской улице он никогда еще не был, даже не знал о ее существовании.
— Конечная остановка! — объявила молодая девушка-кондуктор в черной шинели. Она почему-то напоминала дочь Галинку — может, улыбкой, может, пытливыми, чуточку удивленными глазами. — А вам на завод надо идти направо, — объяснила она. — Тут метров триста, не больше.
Станислав Владимирович поблагодарил девушку, вышел из вагона, осмотрелся по сторонам и двинулся в направлении белых корпусов. Новая асфальтовая дорога привела его прямо к заводским воротам. «Завод сельскохозяйственного машиностроения», — прочел Жупанский на блестящей вывеске.
«Значит, сюда, — подумал он, невольно улыбаясь. — А завод, судя по всему, большой». Почувствовал, что его радуют и новенькие корпуса, и асфальтированная дорога, и даже эта чуточку кричащая вывеска. «Когда это все построено? Неужели после войны? После такой опустошительной войны? Немцы считали, что Украина будет лежать в развалинах добрых полсотни лет. Самому не верится!
К нему подошел, заметно прихрамывая на правую ногу, невысокий мужчина.