Голос Кобба поднялся, сделался пророческим.
– Что есть человек – существование, плюс физическая основа, плюс структура мысли. Существование, плюс «железо», плюс программа. Мое существо на основе чипов ничем не отличается от того, что жило когда-то во плоти. И это еще не все.
Потенциальное бытие ничем не хуже реального бытия. Вот почему я говорю, что смерть невозможна. Твоя программа мозга существует вечно и нерушимо в виде некого вероятностного состояния , в виде особой системы математических соотношений. Твой отец ныне превратился в абстрактное, нефизическое вероятностное состояние. Но тем не менее, он существует! Он…
– О чем ты говоришь? – внезапно прервал излияния робота Торчок. – Что это? Вводный курс в теорию Душеспасения? И этой чушью ты накачиваешь парней и девчонок, которые добывают для тебя деньги, позволяя трахать себя каждому встречному-поперечному? Кто-кто, а я тебе не поверю!
Торчок вздрогнул и замолчал – до него кое-что дошло. Этот черный фургон снаружи на парковке… это же грузовичок Мистера Морозиса, только перекрашенный. Что находится внутри этого грузовичка? Ответ прост – конечно, охлажденный мозг старшего боппера, внутри которого содержится коды памяти Кобба. Драться с манипулятором бесполезно, но можно добраться до грузовика… Весь вопрос в том, действительно ли ему это нужно. Чего в нем больше: ненависти к бопперам или любви?
– Я ощущаю исходящую от тебя враждебность, – снова заговорил Кобб. – И я это уважаю. Более того, не смотря на это, я все равно предлагаю тебе присоединиться ко мне. Мне нужен свой человек снаружи, который смог бы организовать душеспасителям широкую рекламу. Когда я стану Христом, ты будешь на роли Иоанна Крестителя. Если хочешь, можно пойти дальше: ты будешь Христом, а я Богом.
Рот робота не закрывался ни на секунду. Его лицо снова стало другим. Теперь Торчок смотрел на самого себя.
– Этот мой самый любимый трюк, которым я использую в разговорах с новичками, – усмехнулся механизм. – Помнишь Чарли Мэнсона? «Я ваше зеркало ». Хотя конечно, ты этого помнить не можешь. Тебя тогда еще на свете не было. Вот, угостись косячком.
Робот разжег самокрутку и протянул ее Торчку. Лицо Кобба снова вернулось на место.
– Знаешь, я стал очень нервным последнее время. Часто забываю держать себя в руках. Все что я сказал – правда. Ничто не исчезает бесследно. Такого понятия, как…
– Ладно, хватит болтать и давай к делу, – заговорил Торчок, принимая косяк и с удобством откидываясь на спинке стула. – Я согласен присоединиться к тебе. Но с одним условием – мне нужен новый Плащ Счастья.
– Что это такое? – удивился Кобб.
– Ну… в общем, я никогда тебе об этом не рассказывал… это случилось со мной на Луне.
– Ты сбежал, спрятался где-то в музее. В следующий раз я встретился с тобой и твоим отцом в моем доме…
– Да, да, – торопливо перебил робота Торчок. – Я все помню. Вот послушай, как было дело. В музее я нашел штуку, которая назвалась Плащом Счастья. Этот Плащ был сделан из мерц-покрова и когда я надел его, то мог понимать бопперов и даже разговаривать с ними, хотя и с японским акцентом почему-то. Я вместе с другими бопперами штурмовал ГЭКС. Мы ворвались внутрь, но потом фабрика опомнилась и едва не взяла верх. В последнюю минуту я взорвал ее.
Робот вздрогнул от неожиданности.
– Ты взорвал старшего боппера?
– Да. Кроты и какой-то паук-ремонтник заложили под него мину. Мне оставалось только нажать на кнопку взрывателя. После этого манипуляторы ГЭКС хотели меня схватить, но в последнюю секунду какой-то крот прокопал в полу ход и я спасся. Крот отвел меня к операционной, где я увидел тебя, точнее то, что от тебя осталось. Ральф и Хирург скопировали твой мозг, потом Хирург поключился к Ральфу и скопировал и его тоже. Крот сказал…
Лицо Кобба начала искажаться в конвульсиях, как будто он спорил с чем-то, находящимся внутри его головы. Уставившись на Торчка широко открытыми глазами, он объявил:
– Мистер Морозис требует, чтобы я убил тебя, Торч. Он говорит, что если бы ты не взорвал ГЭКС, старшие бопперы уже давно захватили бы власть.
Кобб затрясся, с трудом контролируя движения своего тела. От напряжения его голос сделался тонким и совершенно нечеловеческим.
– Я никогда не буду твоей марионеткой, Морозис. Торчок мой друг. Я сам себе хозяин.