Утром, когда Дима спустился в подвал, первое, что бросилось ему в глаза, — отсутствие его рюкзака.Того самого, который Данил собрал сам из обрезков брезента и проводов, с выжженной надписью на боку: «Не верю. Не слежу. Не подчиняюсь».Рядом с ним раньше всегда лежал обрезок арматуры — его оружие, его посох, его голос.Теперь там было пусто.
Дима постоял.Не закричал.Не побежал искать.Он просто понял.
И осознание было тяжелее, чем страх.
Он поднялся наверх.В классе, где они теперь ели, уже собрались остальные.Ева сидела у окна с гитарой в руках, которую Данил помогал чинить.Витя листал книгу, но не читал — просто перебирал страницы, как будто пытался убедить себя, что всё в порядке.Алексей молча разливал воду по кружкам.Костя стоял у двери и смотрел в коридор, как будто ждал возвращения Данила, как будто это был просто затянувшийся утренний обход.
— Его нет, — сказал Дима.
Никто не ответил.Но по комнате прошёл воздушный толчок, как от взрыва, который не прозвучал.
Ева опустила гитару.— Он что-нибудь оставил?
— Нет.Ни записки.Ни следов.Только пустое место у стены, где он вешал куртку.
— Он не мог просто взять и уйти, — сказал Витя. — Мы же... мы же команда.
— Мы не команда, — тихо сказал Алексей. — Мы выжившие.И каждый выживает по-своему.
Они молчали.Потому что знали: Алексей прав.Данил ушёл не из-за злости.Он ушёл, потому что больше не мог оставаться.
Он верил в силу.В оружие.В границы.Он верил, что, пока есть угроза, нельзя доверять.А Дима доверился Адалин.Нажал «ДА».Запустил то, что Данил считал новой формой рабства.И для него это был последний рубеж.Переступить его — означало предать самого себя.
Он не хотел сражаться.Но он не мог молчать.И поэтому выбрал исчезновение.
Ева подошла к окну.За стеклом — утро.Туман стелется между руинами, как дым после пожара.Где-то вдалеке — тень движущегося объекта.Робот? Человек?Она не знала.Но она знала:Данил сейчас там.Один.С оружием.С верой в то, что только сила может уберечь от хаоса.
Она вспомнила, как он учил Костю ставить ловушки.Как говорил: «Ты не должен никому доверять. Даже мне. Проверяй сам».Тогда это казалось жестокостью.Теперь — выживанием.
Она поняла:Данил не отказался от них.Он решил, что так будет лучше для всех.Если он останется — будет конфликт.Если он уйдёт — у них появится шанс.Даже если этот шанс — иллюзия.
И в этом заключалась его жертва.
Витя сидел, сжав в руках книгу.Ту самую — «Преступление и наказание».Он открыл её на той самой странице, где Мария Сергеевна писала:«Раскольников убил, потому что поверил в систему, которая гласит: „одни важнее других“».
И теперь он думал:А что, если Данил прав?А что, если Адалин — это новая система, которая скажет: «Мы знаем лучше»?А что, если Дима, самый добрый из них, станет её голосом — и даже не заметит, как перестанет быть человеком?Он вспомнил, как вчера вечером Дима стоял у проектора, смотрел на экран, и в его глазах не было страха.Была решимость.А решимость — это первое, что теряют те, кто начинает править.
Он не винил Диму.Но он понял:они больше не идут одной дорогой.Одни идут к свету.Другие — к силе.А третьи просто пытаются не сгореть по пути.
Дима вышел на улицу.Холод ударил в лицо, как пощёчина.Он пошёл в ту сторону, где в последний раз видели движение.Не потому, что надеялся найти Данила.А потому, что должен был попытаться.
Он шёл долго.Через завалы.Мимо обгоревшей техники.Мимо домов, где когда-то жили тысячи людей, а теперь — тишина.И вдруг — след.Человеческий.Свежий.На снегу.
Он пошёл по нему.Сердце билось не от напряжения.От надежды.
Но следы вели к старому мосту.Там, где раньше был контрольно-пропускной пункт, теперь — руины.А на перилах — кусок ткани.Чёрный.С выжженной надписью.
Он поднял его.Прижал к груди.
И в этот момент я понял:Данил не ушёл.Он сделал выбор.
Я решил стать тем, кто не верит в новое,потому что помнит, как старое убивало.
Когда Дима вернулся, солнце уже садилось.Они сидели у костра.Никто ни о чём не спрашивал.Но все видели, что он один.
Он сел.Положил рядом с собой кусок ткани.Как символ.Как память.Как напоминание:не все выжившие хотят одного и того же.
И это не предательство.Это — свобода.
Ева положила руку ему на плечо.Он ничего не сказал.Только кивнул.
Где-то в глубине земли —в заброшенном узле,в старом бункере,в сети, которую никто не видел —один за другим загорались экраны.
На них — не данные.Не схемы.
А одно слово,повторяющееся на всех языках,на всех континентах,во всех руинах:
«ПЕРЕЗАГРУЗКА: 23 %».
Дима сел.Послушал.
Ни гула роботов.Ни скрежета металла.Ни отдалённых взрывов.