Хрусталь воспроизводил эти воспоминания и не мог остановиться. После каждого следовала другая картина, такая же красочная и знаменательная для Венедикта, как и все остальные, но отвлечься от бесконечно идущей ностальгии ему помогла внешняя среда, а точнее уже сильный ветер, дующий ему в бок. Он оглянулся в сторону океана и заметил белеющую, пупырчатую пену, шипящую в нескольких метрах от него, которая некоторое время назад не доходила до нынешнего уровня. Сами волны также поменялись в размерах и теперь на них было смотреть еще притягательнее чем обычно, но и страшней: взгляд погружался в эти передвигающиеся воды и настолько гипнотизировался океаном, что невозможно было перевести взора на что-либо другое. Ветер бушевал серьезнее, но все еще Венедикт, несмотря на то с какой силой обдувались его штанины, стоял на своем и пока не желал уйти в помещение, дабы спрятаться от холодного ветра.
«Ух, ну и погодка тут разбушевалась. Странно, а по прогнозу ничего об этом не было сказано, ладно, ничего страшного, даже есть что-то завораживающее в сложившейся атмосфере. Как же все-таки прекрасен океан, кто вообще может ненавидеть океан? Думаю, ни один человек не готов к такой бестактной дерзости. Хотя, если хорошенько поразмышлять и откопать все прошлые знания о тебе, моя любимая, то я не смогу ответить точно на вопрос, любила ли ты эти бескрайние массы вод. Не знаю откуда, но у меня в голове отложились твои слова, где ты не совсем положительно высказывалась об океане, вроде бы упоминая о фобии, боязни глубоких вод. Я могу понять таких людей, которые стоя на круизном лайнере и пристально смотря на волны, облекающие длинный, массивный киль корабля, сразу же представляют себя падающими в океан, после чего погружаются все ниже и каждый раз вместе с темнеющим окружением они видят вокруг себя множество инфернальных, ужасающих своим мерзким внешним видом подводных тварей. Но! На безопасном берегу, рядом с приливающей волной, неужели океан не наталкивает их на всевозможные мысли, удлиняющие сегодняшний день? Не знаю, надо быть как по мне полным дурачком, – хоть и я очевидно не претендую на звание гения планеты – чтобы не видеть в наполненном жизнью океане источник благоразумных, светлых и искусных дум.»
Хрусталь решил, что стоит убедиться в верности своих слов на деле и свернул с тропинки на рассыпавшийся под ногами песок, обретающий после ямочку подошвы его обуви. Подойдя как можно ближе к воде, ему хотелось поначалу снять ботинки и встать голыми ступнями в ту область, где то прибывала, то уходила белесая пена, однако он отказался от этой затеи, желая не схватить простуду ни с того ни с сего. Взгляд уперся в дальний горизонт, где ярко-голубое небо сливалось воедино с океаном. Пустота. Его окружала пустота, ни людей на берегу в ближайшем расстоянии, ни водных судов не было видно вокруг. Он был наедине с природой, которая казалось давала знаки, что пора осмелевшему мужчине уходить домой, но он нагло не слушался и с ровной осанкой, выпятив округлый животик вперед, дерзновенно бросал вызов океану, который в свою очередь особо не был гневен и давал никчемному человеку, никак не соответствующему ему по масштабам, играться в эти детские ментальные игры, но при этом не успокаивался и волны все так же захватывали берег дальше и дальше.
Небосклон был испещрен тусклыми линиями, появились тучные, быстро передвигающиеся – что можно было заметить невооруженным глазом – облака, практически полностью изолировавшие землю от солнечных лучей. Оставалось совсем немного до полного погружения в серость и холод, о чем уже догадывался Венедикт и понимал, что скоро придется остановить прогулку и либо переждать в каком-нибудь кафе, либо же пойти домой и вернуться сюда на следующий день, когда погода будет явно получше. Но пока моцион шел своим ходом и Венедикт полез в карман за портсигаром и зажигалкой, закурил и выпустил первый дым, унесенный ветром в сторону пальм, над своей головой. Он приближался к повороту с левой стороны, сквозь вереницу пальм. Бордюр аккуратно сгибался в ту же сторону, пальмы своими длинными, шелестящими ветвями защищали прохожих от ветра, а также яркого солнца. Венедикт, сделав еще один затяг и держа сигарету во рту, между потрескавшимися губами, остановился и задумался над тем, как ему стоит поступить: следующий поворот находился достаточно на далеком расстоянии, поэтому есть возможность свернуть вглубь парка прямо сейчас и найти укромное, теплое местечко. Он подумал еще некоторое время и, резким движением выкинув еще горевший яркими, красными огоньками бычок, все же свернул с притягательной тропы, с мыслью в наикратчайший срок вернуться в то же место, на котором ему пришлось закончить прогулку.