Ранчо, прости господи.
- Сейчас, - говорит Оля, достает телефон. - У меня подруга тут, кажется, бывала с боссом своим, его приглашали, а она с ним спит. Ну чего ты, подумаешь...
Я проверяю пистолет, смотрю в окно. За забором - длинный въезд, лужайка. Здание трехэтажное, с угловатой современной архитектурой, я плохо разбираюсь, но красивое.
- Леночка! - говорит Оля в телефон, - Нормально, спасибо. С какой тварью? - она кидает на меня виноватый взгляд. Я усмехаюсь. - Да неважно, потом. Слушай - ты говорила, что на Новый год ездила с Полищуком своим на ранчо... Ага... Ага... А на втором этаже? А ты в клинику поднималась? Слушай, ну серьезно прям, а с охраной там как? Ага. Ну спасибо, дорогая. Потом расскажу, зачем. Да, беги. Пока-пока.
- На первом - баня, бассейн, спортзал, банкетное всякое, - говорит Оля, расстегивая верхние пуговицы на блузке. - На втором - комнаты для гостей, десятка два. На третьем - частная клиника "Жизнь" - контракты с лучшими врачами города, оборудования выше крыши, все, что можно купить за деньги... А за деньги, похоже, можно купить вообще всё...
Она достает помаду, прячет в сумочку тазер. Я смотрю.
- Иди приляг на заднем сиденьи, - говорит она, - Ключи давай. Вожу я хреново, но двести метров как-нибудь проеду...
- Приветики, - ослепительно улыбается она в интерком пять минут спустя. Я лежу под пледом, выглядываю. Если бы я в двадцать лет не испугалась и не пошла с крыши прыгать, у меня могла бы быть вот такая Оля - красивая, смелая, добрая. Я испугалась. Но теперь у меня есть Девочка, и я больше не боюсь.
- Мне дали адрес, - Оля надувает губы в камеру. - Познакомилась с парнем на сайте. Он говорит - приезжай, тут бассейн и баня шикарная. Я ехала больше часа, а теперь что-то засомневалась - у вас тут прям дворец... Миша Дронов зовут. Да я звонила, у него не отвечает телефон. Не, вживую еще не общались... Не, не обязательно именно с ним париться, если есть симпатичные... альтернативы. Ну ладно, заезжаю, познакомимся.
Ворота, дрогнув, расходятся в стороны. Двигатель ревет - ну кто так резко педаль топит?
- Жди здесь, - шепчет Оля, хлопает дверью. Я лежу, слушаю, как ноет спина - устала за рулем, и вчера весь день на ногах. Тянет, потом чуть отпустит и опять. Оля возвращается, открывает мою дверь.
- Выходи, - говорит. - Тазер - отличная вещица, даже страшно. Хотя поделом ему, похоть - грех, говорят. И не зря я смотрела все эти сериалы про маньяков - могу упаковать человека рулоном скотча. Да дышит он, дышит, не волнуйся, я знаю, что надо нос открытым оставлять...
Заходим потихоньку, дальше холла не заглядываем - наверняка тут еще персонал есть. Нам-то наверх, в клинику "Жизнь". Или кому жизнь, а кому как. Двери лифта открываются бесшумно, внутри много места, две каталки можно в ряд поставить. Едем на третий, я прислоняюсь к стене, морщусь.
- Спину тянет, - объясняю Оле, она смотрит тревожно, хмурится.
Выходим в коридор, он пахнет больницей, лекарствами, децинфекцией, линолеумом. Откуда-то доносится писк оборудования, свистящий звук насоса, тихие голоса. Оля дотрагивается до моей руки, я слышу ее мысли. Она хочет поскорее найти Саню и позвонить капитану Федотову, ей страшно и истерически весело, "да гори всё синим пламенем".
Скольжу рукой по стене и дотрагиваюсь до стены у лифта. И чувствую, как тут стоял Саня, на что-то опирался, очень страдал и боялся. Надеялся. Слушаю его эхо, потом показываю Оле на дверь в конце коридора. Мы крадемся тихо-тихо, две неслышные тени, ниндзя, пантеры на охоте. Одна, правда, с размером и грацией бегемота, но умудряемся проскочить. Открываем дверь и вцепляемся друг в друга, хочется завыть тоненько, по-бабьи, броситься к любимому, обнять, вытащить, а потом разнести тут все вокруг нахер из гранатомета.
Саня лежит на боку, голый, в полной отключке, подпертый валиком, а на спине у него набухают свежей кровью повязки. Обхожу, не чувствуя под собою ног, вижу швы, трубки, дотрагиваюсь до его плеча - и меня накрывает черной волной страдания - уже прошедшего, запертого в нем сейчас и обещанного ему на будущее. Не продохнуть, я прислоняюсь к стене. Спина болит и тянет все сильнее. Я плачу, не могу сдержаться, стараюсь потише, но получается навзрыд. У Оли лицо как каменная маска, губы сжаты. Она обходит Саню со всех сторон, снимает телефоном, подносит ближе, фотографирует швы на груди, лицо. Моргает, маска дрожит, вот-вот пойдет трещинами, но Оля ее удерживает, продолжает смотреть только на экран.
- Дмитрий Михайлович, снова здрасьте, это Ольга Котова. Получили снимки? Да. Да. Я и моя... - она смотрит на меня в поисках слова, - подруга, мы сейчас по адресу, который я вам показывала утром, когда вы так весело пошутили про любовника. Мы стоим над иссеченным телом моего мужа, Котова Александра, которого вы две недели ищете. Похоже, за эти две недели с ним очень много чего произошло. Я говорю в полный голос и нас с Марусей, наверное, сейчас обнаружат. Я скопировала послание и фотографии троим своим подругам, и если с нами что-то случится при вашем бездействии, то вонь поднимется на федеральном уровне. Сами выезжайте срочно и из Дубовки оперов высылайте. Ранчо "Веселая охота", не промахнетесь. Ждем.
Она убирает телефон в карман. Мы слушаем, как пищит монитор, отмеряя биение Саниного измученного сердца. Потом дверь открывается и в комнату неловко вваливается молодая красноволосая женщина с костылем и загипсованной ногой.
- Что вы здесь делаете? - спрашивает она. Я узнаю ее - дважды замечала перед Саниным исчезновением, она за ним следила. Красные волосы - не лучший выбор для шпионки.
- Имейте в виду, я нажала на кнопку тревоги, - говорит женщина. На груди у нее бейдж - клиника "Жизнь", Марина Орлова, главный хирург.
- Я тоже, - отвечает Оля. - А ну-ка покажи нам этого золотого сыночка, ради которого вы Саню потрошите... Шевелись, тварь, - и она дает красноволосой пощечину. Та смотрит на нас с ненавистью и страхом. Я молча поднимаю пистолет.
Комната такая же, как у Сани, только шипит и хлюпает вентилятор - механические легкие.
Человек на кровати молод и красив - лицо не тронуто огнем, а под простыней все розово-красно-багровое, смотреть страшно. Свежие повязки на бедрах - Санина кожа. Я кладу руку на его плечо и слышу его, слышу измученного мальчишку, который очень хочет, чтобы ему дали наконец умереть...
- Сука, -говорит Оля красноволосой. Трещит тазер, женщина с криком падает на пол, корчится. Это очень больно, я когда-то на себе пробовала. Оля наклоняется над нею - снова ударить, электричеством так легко, так эффективно причинять боль, даже рук не надо напрягать...
- Оля, не смей, - приказываю я. Она выпрямляется, ее маска наконец трескается, рассыпается острыми осколками, лицо искажается болью и отчаянием. Марина, постанывая, отползает к стене.
- Я не только из-за денег, - говорит она. Не извиняется, просто говорит. - Вы не понимаете, какие у меня руки и способности, что я могу. И как мало мне давали делать, это с ума сводило. Везде старики, авторитеты, конкуренция...
- И ты не смей, - говорю ей. - Ты - психопатка и поедешь в тюрьму шить фартуки.
Марина смотрит, как жестокий ребенок, которому подарили микроскоп, и вот он уже кромсает живого лягушонка, стараясь не морщиться, закаляя себя для науки.
Входит Каренин - в дорогом костюме, без охраны. Представлять его не надо, он часто в новостях появляется, смотрит искренне, говорит уверенно. Сейчас он смотрит зло и говорит резко.
- Отойдите от моего сына. Он в критическом состоянии и вы подвергаете его жизнь опасности. Обсудить что угодно мы можем в комнате персонала, я вас выслушаю, мы договоримся.