— Ты пойдешь наконец в столовую, Алеша? — весело поинтересовалась Галина Александровна.
— Конечно-конечно, я уже иду. Только расскажу вам про зрение, это интересно.
Китаев сделал шаг к двери, совсем короткий шажок.
Гоше нравился Китаев. Не было в нем наглого любопытства, не было настырности. Ах, новенький? Ну-ка мы вытаращимся на него. Ну-ка зададим штук сто вопросов. Ну-ка выясним, что ты из себя представляешь, новенький. С чем тебя едят? А если тебя стукнуть? Или подразнить? Этому Китаеву, видно, все до лампочки. Вот и кеды у этого великого читателя развязались, шнурки волочатся по полу. Так и хочется наступить. Наверное, если бы в комнате не было воспитательницы, Гоша наступил бы на шнурок. Совсем не потому, что он плохой человек, — Гоша. И не потому, что он как-то враждебно настроен против Алеши Китаева. Наоборот, ему симпатичен Китаев. Просто трудно удержаться. Он наступил бы незаметно, потихоньку. И Китаев грохнулся бы на пол. Длинные падают с особым грохотом.
Но воспитательница стояла посреди комнаты. И Гоша не стал больше глядеть на белые длинные шнурки.
Китаев остановился в дверях:
— Галина Александровна, вы только послушайте. Такие вещи надо знать. Есть академик знаменитый, я видел по телевизору. Он исправляет любые глаза. Кто плохо видит, — от него выходит с прекрасным зрением. Скоро все очкарики выбросят свои очки, так сказал сам академик.
— Ну хорошо, хорошо. — Воспитательница подошла к Алешке и вдруг погладила его по мягкому ежику на круглой голове. Гоше стало отчего-то неприятно: зачем всех-то гладить? Не кошки. Китаев к тому же все-таки с приветом — нормальный человек в шкафу читать не станет.
Он уже шагнул за дверь, но обернулся:
— А фамилия академика, как у нашей Лиды. Федоров. Честно. Может, родственник?
— Очень даже может быть. Поторопись, пожалуйста, Алеша.
Китаев настроился рассказать еще что-то увлекательное, но Галина Александровна взяла его за плечи, засмеялась и выпроводила в коридор. Гоша слышал, как мягко затопали Алешины кеды. Побежал все-таки в столовую.
Гоша совсем не знал Китаева. Но было очень жалко человека, которому негде уединиться — только в шкафу.
Когда через полчаса Гоша оказался на лестнице, он сразу увидел Китаева. Сидя на ступеньке, Алеша продолжал тонуть в своей книге. Но Гошу заметил, поднял лицо и весело подмигнул.
— Дежурные меня из столовой выгнали. Честно. Чего смеешься?
— А почему выгнали?
— Я медлительный. Они говорят, плохо помогаю, только под ногами путаюсь. Настя пошла вместо меня, она быстренькая.
Садись за наш стол
Этот день был самым длинным днем в Гошиной жизни. Трудно было даже представить себе, что еще утром сегодня он спал у себя дома, на своем диванчике. А теперь только середина дня, а так много всего произошло. И совсем далеко был теперь Стас. И Светка была жутко далеко.
На днях она выманила у Гоши увеличительное стекло.
— Дай посмотреть на минутку. Жадный! Смотри, Стас, зажал и держит.
— Да на, возьми. — Кому приятно, когда называют жадным? Особенно это задевает, если на самом деле жадничаешь. И он тут же притворился, что ему нисколько не жалко. — На, Светка, возьми. Я верю, что на минутку.
Она цапнула увеличилку, гладенькую, холодненькую, тяжеленькую. Выпуклое стеклышко, такое приятное. Она схватила его своей тощей куриной лапой. И тут же отбежала.
— Обманули дурака! Моя теперь! Мне давно такая нужна! Эх ты, тяпа!
Она умчалась в свой подъезд. И Гоша хлопал глазами.
Так и осталась увеличилка у Светки. А через эту увеличилку можно прожигать бумагу и даже деревяшку. Если, конечно, удастся поймать солнечный луч.
Гоша бредет по коридору. Встретилась ему озабоченная Лидия Федоровна.
— Ну что, привыкаешь? Ты один не ходи, будь с коллективом.
Можно было ей не отвечать, она спешила.
— Эй, новенький! Пошли обедать, — позвала девочка.
Она уже входила в столовую и манила его рукой.
Это была необыкновенная девочка. Гоша никогда таких не видел. Она была какая-то золотистая. Светло-коричневые глаза в пушистых золотых ресницах. Волосы, как листья кленов за окном. И щеки, и руки тоже золотятся, когда на них попадает солнце.
— Садись за наш стол, сюда, сюда. — Она тянула его, золотистая девочка. — У нас как раз место свободное.
Гоша не сразу сел. Конечно, ему больше хотелось туда, где сидели мальчишки. Но они его не звали, а торчать посреди столовой у всех на виду тоже было ни к чему. И так все на него пялились, так ему казалось — и большие, и малыши все глазели на Гошу, во всяком случае, так ему казалось. Гул стоял в столовой, все разговаривали, и Гоше чудилось, что только — о нем.