Ну вот, и звонит матушка Ковалихиной мамаше, и говорит – в бассейн не поедем, у моей что-то на коже, какая-то болезнь, наверняка заразная, так что мы сейчас к врачу, а вы уж там предупредите, что моей не будет.
И я думаю – вот задница.
Ковалиха же на весь класс раздудит, что у меня кожная зараза. И что меня тогда ждет?
Я к матушке подошла, подергала. Матушка телефон выключила, смотрит. А у тебя, говорит, и нет уже ничего на лбу, надо же. Но мы все равно к врачу съездим, ведь откуда-то же эта сыпь взялась, может, опять появится. Собирайся.
Я уже собралась, а потом мне чего-то стало страшно ехать к врачу. Ведь будут же делать всякие мерзкие штуки, совать в меня железячки, наверняка колоть иголками. И за каждую мерзкую штуку с матушки возьмут денег, а у нас и так их вечно нет.
Я тогда пошла к матушке и все рассказала. Про крышки от фломастеров.
Матушка чуть на пол не села. Ты и даешь, говорит. Даже не ругалась.
Но в бассейн мы в тот раз не поехали, и это было здорово.
Я потом много раз думала – а может, надо было поехать в эту клинику? Пусть бы искали у меня болезнь. Может, и нашли бы. Папхен говорит, если врачи захотят у кого-то найти болезнь, они найдут, особенно если клиника платная.
И, может, не было бы тогда этого гребаного бассейна.
Но он есть, и мы сидим тут с папхеном в гребаной поликлинике в очереди к гребаному врачу, чтобы он нам дал гребаную справку. На полгода. Потому что у меня нет, к сожалению, кожных болезней, а штука с крышками от фломиков второй раз не прокатит.
Главное, Ковалиха все равно по всему классу раздудела. Только не про заразу, которой у меня не было, а про то, что я играла в инопланетянку. Матушка же ее мамаше еще раз позвонила, успокоить, что милая Русланочка не больна. Как будто они не плевать на милую Русланочку хотели. И да, и весь класс потешался, что Калинка ходит по дому с фломастерами на лбу. «А почему не с карандашами? А почему не с ботинками?» Даже забыли свое любимое «Руслана, Руслана, где твой Людмил». И еще одно свое любимое: «Калинка, калинка, калинка моя! В саду ягода…» – ну и так далее.
Калинка. Я – Калинка.
Ковалиха – Ковалева, Катя – Петрова, Дарья – Огурцова. Все как люди. А я – Калинка.
И поди еще проговорись родителям, что тебе это вообще не в кайф.
А я один раз при них все-таки ляпнула – как жить вообще с фамилией Калинка. Матушка охнула. А папхен заржал как ненормальный и потом говорит: «Разве можно жить с фамилией Фердыщенко?»
Я вообще не секу, кто этот Фердыщенко. Я без понятия, можно ли жить с его фамилией, и мне по барабану. Но почему-то уверена, что нормально он с ней живет.
Потом, уже перед сном, я вдруг задумалась – а папхен ведь тоже Калинка!
Главное, матушка – Орлова, а папхен – Калинка. Почему я тогда не Орлова?
И каково папхену быть Калинкой?
А потом думаю – а никаково. Если ты препод в вузе, всем пофиг, что ты Калинка. Хоть Дерьмович, пофиг. Ты препод, и ты взрослый. Кто на тебя пальцем покажет?
А я никогда не стану преподом в вузе. Потому что сразу после девятого пойду работать. Меня учиться никто после девятого не заманит, ни калачом, ни чем там еще заманивают. Я буду работать и деньги зарабатывать. В каком-нибудь сетевом кафе. Там еще бывают объявления, что можно начать с простого… с простого кого-нибудь, а потом пойти по карьерной лестнице. Вот я и пойду по карьерной лестнице. И никогда ни у кого не буду просить денег.
Родителям об этом, конечно, сейчас не скажешь. Да и потом – страшно. Они только и говорят – а вот если тебя сюда учиться, а вот если тебя туда учиться. И, конечно, не в нашем крошечном городишечке, а чтобы каждый день ездить на электричке в супер-пупер-мегаполис. Как отец ездит в свой вуз. А я просто хочу, чтобы у меня были свои деньги, чтобы их всегда хватало. Не потому что я такая жадная, а чтобы не просить ни у кого. На каждую фитюльку.
А пока – а пока надо нормально сдать ОГЭ, чтобы отстали.
И получить эту справку, чтобы отстали.
И отходить еще чуть не полгода в этот долбаный бассейн, чтобы отстали.
И отсидеть в этой очереди.
Блин, и ведь пришли, как белые люди, по записи, откуда очередь-то? Сидим, сидим, как эти.
А тут еще этот Андроид. Сидит и пялится.
Иван. Хохлома, учеба и красота
А тут еще эта матрешка.
На самом деле я ничего не имею против народных промыслов. Я понимаю, что многим нравится вся эта пресловутая хохлома. Гжель. Мезенская роспись. Жостовские подносы. Что там еще бывает, надо погуглить. Но меня не на шутку раздражают подобные вещи на человеческом лице. Неважно, на женском или на мужском. Мне кажется, несколько странно наносить краску на лицо, когда за окном уже двадцать первый век.