Старик ступил на землю, покачнулся, но Рейкс поддержал его. Бернерс бросил свой конец веревки, а следом - шляпу и пальто, которые принесла Белла. Рейкс накинул пальто на плечи Сарлингу, насадил на голову котелок. Потом обмотал веревкой руки старика, взял его под руку и повел в темноту.
Они прошли парк тем же путем, каким Рейкс и Бернерс подбирались к дому, миновали высокие корабельные сосны - мертвые иглы прохрустели под ногами, - прошли в мягкой тьме у спокойной воды пруда, по подстриженному газону, где тишина неожиданно взорвалась блеянием горстки овец, а потом через рощицу, дышавшую запахом сырой листвы, направились к воротцам, выходящим на проселочную дорогу. Здесь Рейкс снял с Сарлинга веревочную сбрую.
Они ждали. Туман клубился у деревьев, ложился на ветви, а потом медленно стекал росой на землю. Вдали проехала машина, осветив серебристые пятна лишайника на старых воротах. Часы на далекой церкви пробили десять. До Лондона три часа езды. Время самое подходящее: движение невелико, нет возни у светофоров, где праздные водители шарят глазами по сторонам, оценивают другие автомобили и тех, кто в них сидит.
Подъехали Белла с Бернерсом. Фары погасли, только двойные точки подфарников выхватывали из темноты клочья плывущего тумана.
Рейкс вывел Сарлинга из ворот. Бернерс вышел из машины и помог усадить старика. Белла сжимала руль, смотрела вперед.
– Вы поедете в другой машине, - сказал Рейкс Бернерсу.
Тот молча пошел назад.
За рулем сидит Белла. Щетки безуспешно пытаются бороться с туманом, сгустившимся до измороси. В зеркале Белле виден Сарлинг, уже без кляпа. Он забился в самый угол и сидит, опустив глаза. Рейкс рядом с ним облегченно распахнул плащ, расслабился и закурил, но то и дело косит глазами на старика. «Зачем я подошла к окну, раздвинула шторы и подняла запор? Тогда во мне жила другая Белла, иная женщина, совсем незнакомая. Я повиновалась ей помимо воли».
Когда Сарлинг садился в автомобиль, Рейкс предупредил, что попытайся он привлечь к себе внимание, его тут же запихнут под сиденье и накроют чехлом от машины. Вот уже час они едут в полном молчании. Винчестер остался далеко позади, и субботняя дорога совсем опустела. Одинокие ночные автомобили встречались все реже.
– Белла, - вдруг тихо позвал Сарлинг.
Она посмотрела на него в зеркало и снова перевела взгляд на дорогу. Желтые фары осветили поворот, колеса мерно шуршали по асфальту.
– Да?
– Я завещал тебе пятьдесят тысяч фунтов.
– Ну и что?
– Никто не хочет умирать. Я знаю, Рейкса упрашивать бесполезно, но, может, удастся уговорить тебя…
– А я все жду, когда он начнет этот разговор, - откликнулся Рейкс.
– Белла, я должен поговорить с тобой. Помоги мне. В чем-то это, возможно, даже твой долг передо мной. Если бы не я, ты бы кончила жизнь в тюрьме.
– Может быть.
В зеркало она мельком увидела, как Сарлинг неуклюже провел рукавицей по лицу.
– Белла, тебе так просто спасти и себя, и меня. Ты же не хочешь впутываться в убийство, правда?
Конечно, она этого не хотела, да было ухе поздно. Что она могла ответить, сидя здесь сама не своя, не зная, к чему это приведет, желая одного - чтобы поскорее кончилась эта поганая ночь. Она закусила губу, сосредоточилась на дороге, не хелала думать ни о чем. Пыталась приковать внимание к ночным подробностям шоссе, возникающим в свете фар: громаде железнодорожного моста, гладким черным плитам стального парапета, серебристым шляпкам заклепок, белой полосе, уходящей в бесконечную тьму.
Рейкс негромко сказал:
– Конечно, она не желает впутываться в убийство. Я тоже. Но мы уже замешаны в нем, и впутали нас вы, Сарлинг. Это было давно, еще тогда, когда вы с Вюртером стали коллекционировать досье на мужчин и женщин. Вам бы собирать старые картины или еще что-нибудь в этом духе… но только не людей. - Он презрительно хмыкнул. - Хотите, расскажу о вашем предложении? Он даст тебе сто тысяч, Белла. В понедельник утром. А чтобы получить их, нужно только заехать в канаву. Забуксовать, врезаться в столб. Что-нибудь этакое - и он свободен. - Рейкс говорил беззлобно, спокойно, равнодушно, не повышая голос. - И в понедельник утром ты получишь сто тысяч и досье в придачу. Если захочешь, он даст тебе больше - двести тысяч, Меон парк, весь мир. Он предложит тебе все, что пожелаешь, - в понедельник утром. Но ты же прекрасно знаешь, что произойдет, когда настанет этот понедельник, правда? Ты снова сядешь за машинку и станешь отстукивать какой-нибудь отчет. А в понедельник вечером, чтобы посыпать твои раны солью, он войдет к тебе и, хочешь ты этого или нет, заставит раскинуть перед ним ноги. Конечно, если ты согласна так жить, пожалуйста, никто не неволит.
– Хватит! - воскликнула она. - Больше ни слова обо мне!… Умоляю - ни слова.
Сзади воцарилось молчание.
Прошло много времени, так много, что, когда Сарлинг наконец усмехнулся в ответ, она с трудом связала это со сказанным Рейксом.
– Вы, конечно, правы, Рейкс, - сказал он, - я пообещал бы весь мир, а потом урезал бы выкуп, но не так сильно, как обрисовали вы.
– Сидите смирно и оставьте Беллу в покое. Своей болтовней вы отвлекаете ее от дороги.
Теперь Белла действовала как автомат, подчиняясь установленным правилам мрачной игры в убийство. Временами слышала сзади разговор, но не вслушивалась. Нарочно закрыла дорогу мыслям о предстоящем, везла Сарлинга обратно в Лондон, и все. Они поставят машину в гараж у дома, Сарлинг поднимется в спальню, а утром выяснится, что он умер во сне. Так это должно выглядеть для всех, а раз для всех, значит, и для нее. Сарлинг умрет во сне.
Машина остановилась у ворот, когда часы показывали три четверти первого ночи. Белла вышла, открыла ворота, загнала машину в гараж.
Когда она пошла закрывать ворота, из темноты выступил Бернерс, все еще одетый, как Сарлинг. Не сказав ни слова, он отдал Рейксу плетеную корзинку и взял у него портфель старика.
Бернерс и Белла направились в дом. Перед входом горел тусклый голубой фонарь. Рейкс тем временем повернулся к Сарлингу, достал из кармана кляп-платок. Тут старик вдруг спросил:
– Вам нечего сказать мне?
– Нечего.
– Другой на вашем месте ответил бы: «Простите, нечего».
– Другой на вашем месте попытался бы спастись.
– От вас не спасешься. Все ясно - я приговорен. Не к смерти, а к вашей безжалостности. Я не обманулся в вас, а потому, прежде чем затыкать мне рот, дайте сказать пару слов. Вы берете мою жизнь, значит, становитесь моим должником. А долг, знаете ли, платежом красен, верно?
– Нет.
– Две просьбы. Первая, возможно, не так уж важна. Это вопрос чувств. Постарайтесь сохранить жизнь Белле. Не будь ее, вы бы сейчас здесь не изгалялись. Будьте к ней великодушны, если сможете. Ведь мы, негодяи, пользовались ее добротой. Отпустите Беллу. Ради нас обоих.
– А вторая? - В голосе Рейкса не было любопытства, одно нетерпение.
– Вы догадываетесь? Я даже не прошу об этом, не могу. Но вы и так выполните ее. Я уверен.
Рейкс не ответил. Он засунул кляп в рот Сарлингу, понимая, что в последнюю секунду тот может закричать в надежде, что в доме не все спят, завязал платок на затылке и освободил ноздри, чтобы можно было дышать.
Он вышел из машины, оставив в ней старика. Но это был уже не Сарлинг, не человек, о нем нужно было думать только как о последней преграде на пути к свободе. А старик смотрел ему прямо в глаза откуда-то из-под котелка. Рейкс заметил, как дернулось его тело, напряглись руки, пытаясь освободиться от пут, качнулась голова, отчего котелок смешно сдвинулся на самые брови. Рейкс вывернул чеку и бросил капсулу в корзину. Закрыл крышку и поставил корзину на сиденье. Едва захлопнув дверцу, Рейкс услышал как капсула негромко разорвалась.
Он пошел в дом. Шагал в голубом свете осторожно, но уверенно, как продвигался бы даже в кромешной тьме. Открыл дверь и вошел в заднюю прихожую, знакомую по фотосъемкам Беллы, линиям и символам Бернерса на бумаге. Впотьмах ступил на кокосовый половик и сел, быстро проверив кончиками пальцев, на месте ли стул.