– Откуда у тебя эта красота? – спросил я.
– Бабушка разрешила продать. Я пошел в комиссионку, но там за нее дают немного, и знакомые нашли мне купца.
– Понятно. Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой и проследил, чтобы тебя не кинули.
– Именно.
– Хорошо. Только вещь дорогая, за нее вполне могут башку пробить. Я возьму с собой еще одного корешка.
Я позвонил своему коллеге по спорту, прекрасному боксеру Андрюше Родионову, и мы втроем отправились на встречу с перекупщиком.
Встретились мы с купцом зимним вечером на улице Неждановой. Я узнал его: десятки, сотни раз видел его на улице Горького. Высокий красивый блондин с лицом виконта из западных фильмов и, сразу видно, физически сильный. Он был всегда дорого и строго одет, ходил один, иногда останавливался поболтать со знакомыми. Знающие люди говорили мне, что этот человек «ходит по камушкам» и кличка у него «Женя Юрист».
Женя Юрист посмотрел на нас, узнал, конечно, и усмехнулся.
– Вы что, Витя, – обратился он к моему товарищу, – всю сборную по боксу привели?
Мы с Родионовым многозначительно усмехнулись.
– Ну что ж, – сказал мне купец, – вы знаете меня, а я знаю вас, так что возможность кинуть минимальна. Пойдемте.
Мы свернули под арку, вошли в подъезд, спустились в полуподвал и попали в коридор большой коммунальной квартиры.
Здесь было пьяно и шумно. В одной из комнат рыдал аккордеон: гулялась свадьба, как я понял, молодого флотского лейтенанта.
Женя Юрист подошел к двери одной из комнат, открыл, и мы оказались в маленьком тесном помещении.
У окна стоял колченогий канцелярский письменный стол, рядом – платяной шкаф, ровесник первой пятилетки, и три венских стула.
Четверо здоровых мужиков с трудом умещались в этой конуре.
– Тесновато? – усмехнулся Женя Юрист.
– Ничего, – находчиво ответил мой друг Андрюша, – в тесноте, но не в Бутырке.
– И то верно. Где вещь?
Виктор достал заветный мешочек и вынул браслет.
Купец сел за колченогий столик, зажег настольную лампу, достал лупу и долго рассматривал браслет.
– Да, та самая вещь.
Потом посмотрел на нас с Андрюшей, втиснувшихся между окном и столом, и спросил:
– А если бы я…
– Не надо было бы этого делать, – широко улыбнулся полутяж Андрюша.
– Я так и понял.
Он подошел к шкафу, открыл его, и мы с изумлением увидели, что он совершенно пуст. Там лежал только сверток, завернутый в газету.
– Считайте.
Я прозвал этого человека Ключником. С удивительной точностью он появлялся на улице Горького около полуночи и заканчивал свою прогулку с рассветом. Он словно открывал на ночь и закрывал под утро московский Бродвей.
Женя Юрист оказался человеком непростым – прямым потомком старинного польского королевского рода. У него была одна из самых звучных восточно-европейских фамилий. Чем он занимался в свободное от фарцовки время – не знал никто. Как-то он говорил, что работает художником-шрифтовиком, потом вдруг стал сценаристом на студии научно-популярных фильмов. Правда, ни одной картины, поставленной по его сценарию, я не видел. Но он был весьма информированный человек в отношении подпольной торговли «розочками».
Однажды днем мы обедали с ним в ресторане «Астория». По дневному времени зал был практически пуст, скучающие официанты сидели в углу за служебным столиком. И вдруг они встрепенулись, словно кавалерийские кони, услышавшие звук трубы.
В зал вошел, опираясь на дорогую трость с затейливой ручкой, высокий и весьма немолодой человек, в прекрасно сшитом, песочного цвета костюме.
Оглядевшись, царственно кивнул моему спутнику. Манерами он напоминал провинциального актера, играющего короля на сцене Кимрского театра.
– Он что, из треста ресторанов?
– Нет, – усмехнулся Женя, – он просто заряжает половых на всю шоколадку. Знаешь, кто это такой?
– Нет.
– Он когда-то держал весь бриллиантовый бизнес.
– А сейчас?
– В авторитете, но от дел отошел. Дает советы за большие деньги. Зовут его Леонид Миронович, крутой делец, он свое дело начал с блокадного Ленинграда.
Конечно, у Леонида Мироновича была бронь. Зелененькая бумажка, на которой было написано, что предъявитель ее освобождается от военной службы как незаменимый специалист. Леонид Миронович работал в Москонцерте администратором и по роду службы бронировал известных артистов. Естественно, в список знаменитых теноров, чтецов и представителей оригинальных жанров ему ничего не стоило вписать свою фамилию, тем более что начальство высоко ценило его за пробивные способности и возможность в то не очень сытое время доставать продукты и выпивку.
Несколько раз с концертными ансамблями на самолетах он летал в блокадный Ленинград. В городе, где люди гибли от голода, он выменивал на хлеб, консервы и комбижир драгоценные камни. Но это была никому не ведомая сторона гастрольной деятельности, а официальная проходила на самом высоком уровне и заслуживала всевозможных поощрений.
В одну из поездок Леонид Миронович сошелся с ленинградскими торгашами, и ими был разработан план, простой и незатейливый.
Зачем рисковать и прятать в реквизите продукты? Можно все сделать значительно проще – печатать туфтовые отрывные талоны для продуктовых карточек.
Небольшое пояснение для тех, кто не жил в тылу во время войны. Все продовольственные товары отпускались по карточкам. Карточки были хлебные и продуктовые. Когда вы покупали, предположим, хлеб и жиры, то у вас из карточки продавец вырезал талоны. Потом эти талоны наклеивались на бумагу и сдавались в торг. Именно по ним определялось количество проданных продуктов.
Так вот, администратор с компанией наладили в Москве печатание ленинградских отрывных талонов. Фальшивые бумажки сдавались в инстанции, из магазинов на квартиры уносились продукты. Таким образом, в подсобках излишков не было.
Люди умирали от голода, а человек с королевскими манерами скупал в осажденном городе бриллианты.
Ему повезло: единственный директор магазина на Лиговке, с которым он имел дело, был застрелен бандитами во время налета.
В конце 43-го ленинградские сыщики раскрутили аферу с талонами. Но на Леонида Мироновича никто не дал никаких показаний.
После войны работы у него прибавилось. Из покоренной Европы умные люди везли не аккордеоны и отрезы, а стоящие камни, которые нужно было быстро реализовать. Кроме того, он попал в «поставщики» сильных мира сего – к знаменитым братьям Кобуловым.
Он был наводчиком, но накалывал только те квартиры, где хранились редкие фамильные драгоценности, причем работал не на лихих московских бандитов, а для эмгэбэшников.
Хозяин, как враг народа, уезжал с семьей в солнечный Коми, а ценности его уходили в доход государства. Ввиду того что в сталинском правовом государстве совершенно необязательно было составлять при обыске протоколы на месте, приглашать понятых, – ценности увозились на Лубянку, а там…
По словам Жени Юриста, Леонид Миронович по-прежнему оставался поставщиком больших семей. Драгоценные камни всегда интересовали крупную партийную номенклатуру.
В удивительное время мы жили тогда. Смотрели фильм «Коммунист», замечательную трагическую историю простого пролетария Шатурской электростанции. Сопереживали судьбе Василия Губанова и не знали, что по приказу Дзержинского уголовная секция МЧК производила аресты крупных партийных и советских работников. Нет, это были не коррупционеры в сегодняшнем понимании – это были мародеры, дорвавшиеся до власти. При обысках у них изымали драгоценности и украшения. Видимо, тот самый ядовитый бриллиантовый дым действовал одинаково и на красавцев во фраках, и на комиссаров, закованных в кожу.
В 80-м году в нижнем баре Дома кино появился интереснейший персонаж, повергший моих много повидавших приятелей, распивающих спиртные напитки, в крайнее изумление. Человек этот был весьма хорош собой, почему-то он не разделся, как положено в гардеробе, а явился в бар в мужском норковом пальто, которое небрежно сбросил на стул, и оказался в бархатном костюме, в кружевной рубашке, расстегнутой почти до пояса. На шее у него на золотой цепи, напоминающей якорную, висел громадный крест, усыпанный бриллиантами, пальцы отягощали перстни с огромными камнями, из-под рукава пиджака свисал крученый браслет с драгоценными камнями.