Поэтому, когда он попросил меня и Бондо Месхи принять участие в розыгрыше, мы наотрез отказались. Тем более что нам нужно было нарисовать на руках фальшивые татуировки.
Но, естественно, желающие заработать пятьсот рублей нашлись. На эти деньги в то время можно было месяц приглашать любимую девушку в «Коктейль-холл».
Им действительно ничего не надо было делать.
Мишкин приятель, художник, нарисовал тушью на руках устрашающие картинки, и в назначенное время они вошли в общественный туалет на Белорусском вокзале.
Там стоял Мишка с каким-то пижоном в светлом костюме. Тот внимательно оглядел татуированных, а потом ушел вместе с Мишкой. Ребята получили по полтыщи, и мы гадали, что же это за жульничество.
Узнал я об этом через несколько лет в МУРе, когда Мишку заловили на аферах с прокатными холодильниками.
Он опять создал простую систему. В те годы бытовая техника была чудовищным дефицитом, поэтому в Москве открывались прокатные пункты. За вполне умеренную плату любой гражданин, имеющий паспорт со столичной пропиской, мог получить в свое распоряжение холодильник, телевизор, стиральную машину, радиоприемник и даже автомобиль «Москвич».
Друг наш Миша имел узкую специализацию: он помогал соотечественникам приобретать холодильники. Утром он с товарищами обходил московские пивные точки, искал похмельных безденежных алкашей, брал у них за пару бутылок паспорт на время. Получал в пункте проката холодильник, продавал, а паспорт возвращал владельцу.
Все было просто до слез.
Но вернемся к нашим татуированным друзьям. Оперативник нарисовал мне эту леденящую душу картину.
Жил да был в Москве директор мебельного магазина. Перевыполнял план, висел в торге на Доске почета и, конечно, не забывал себя. Торговля мебелью всегда считалась у торгашей Клондайком. Однажды он узнал, что его зам прокручивает дела и не отстегивает ему долю. Более того, негодяй зам начал спать с женой шефа. И она бросила мужа, ушла к разрушителю семейных устоев со всеми бриллиантами и шубами.
Днем в душной подсобке, пахнущей мебельным лаком, и ночами в опустевшей квартире директор вынашивал кровавые планы мести. И однажды грузчик из магазина вывел его на нужного человека – нашего знакомца Мишу.
Миша сказал:
– Есть люди, замочат твоего фраерка, но стоить это будет пятнадцать тысяч.
Клиент согласился, однако потребовал предъявить ему «мокрушников».
Встреча состоялась в сортире на Белорусском. Клиент остался доволен: руки, исписанные «армавирами» – так на «фене» именовались татуировки, – его убедили.
Мишка получил деньги. И коварный зам исчез. Надо сказать, что всю операцию Миша подгадал под отъезд обидчика в Сочи.
Директор наслаждался чувством удовлетворенной мести. А через месяц он встретил своего отдохнувшего и загоревшего врага в Столешниковом.
Он бросился к Мишке. Тот сидел дома и пил дефицитное чешское пиво. Дав мстителю-неудачнику вдоволь накричаться, он сказал:
– Олень, кто в наши дни убивает за такие деньги? Можешь жаловаться на меня в милицию.
Первым подразделением МУРа, куда отправил меня Иван Васильевич Парфентьев, был отдел по борьбе с мошенничеством.
– Иди туда, – сказал комиссар, – там работает хороший опер Эдик Айрапетов, вы ровесники, так что найдете общий язык.
В кабинете Айрапетова находился, как мне показалось, заявитель – в роскошном, рижского пошива, голубом костюме, модном галстуке. Он сидел, положив руки на трость с серебряным набалдашником. На среднем пальце правой руки поблескивал перстень. Был он похож на тогдашнюю звезду эстрады куплетиста Илью Набатова. Когда я вошел, он с недоумением посмотрел на меня.
– Это наш сотрудник, – сказал Эдик.
Заявитель приподнялся и барственно кивнул мне. И тут я услышал:
– Итак, Борис Аркадьевич, продолжим нашу милую беседу. Зачем вы втюхали этим грузинам стекляшки вместо бриллиантов?
– Бога побойтесь, Эдуард Еремеевич, – прекрасно поставленным баритоном сказал «артист».
– Бог здесь ни при чем, Грач, – тебя по фотографии потерпевшие опознали.
– Начальник, давай очняк; признают – расколюсь, а так, на голое постановление, не возьмешь.
– Будет очняк, все будет. А пока отдыхай в камере.
Конвойный милиционер вывел «артиста» из кабинета.
Выходя, он положил трость на стол Айрапетова и сказал:
– Сберегите.
– Конечно, только года два она у меня пролежит.
– Ну, это мы посмотрим, – усмехнулся Борис Аркадьевич.
– Лазарев – мошенник высшего класса. – Айрапетов вышел из-за стола и сел рядом со мной.
Мы очень подружились с Эдиком Айрапетовым, встречались не только в МУРе, но и на «воле». Мы были молодыми, веселыми, верили в свою счастливую звезду.
Однажды познакомились с двумя милыми барышнями. У одной была собственная машина «Победа». Как-то они пригласили нас повеселиться на даче. Я зашел за Эдиком и увидел, как он что-то вынул из сейфа и положил в портфель.
Тогда я не придал этому значения.
Мы приехали на дачу, но туда, к нашему огорчению, нагрянули родители, и мы, прихватив тюфяки и одеяла, решили повеселиться прямо на природе.
Утром меня разбудило не пение птиц и не легкий лесной ветерок. Разбудил меня грохот. Я открыл глаза и увидел здоровенный будильник, подпрыгивающий на капоте «Победы».
Эдик вскочил и скомандовал:
– Шесть часов. Пора на службу.
Работа для него была единственным смыслом жизни. Поэтому начальник МУРа Парфентьев поручал ему необычные дела.
Однажды комиссар вызвал его рано утром.
Ровно в семь Эдик появился в приемной.
Секретарь Парфентьева Антонина еще не пришла на работу, поэтому вход в кабинет был свободен.
– Разрешите, товарищ комиссар?
– А, Эдик… Заходи, заходи. – Голос начальника был притворно ласков. – Чайку хочешь?
– Спасибо, товарищ комиссар, я позавтракал.
– Тогда начнем, помолясь. Тебе поручается секретная разработка по делу, связанному с одним из членов Президиума ЦК КПСС.
Айрапетов напрягся.
– Грабанули?
– Нет.
– Туфтовое золото или сверкалки втюхали?
– Ну что ты несешь! Это же Председатель Президиума Верховного Совета СССР, а не твои фармазонщики.
– Брежнев! – ахнул капитан.
– Он самый. Ему позвонили по прямому телефону на работу, и человек сказал: «Ты сука, Брежнев». Дальше еще хлеще.
– А что же КГБ?
– Да их… – Комиссар сдержался, но Эдик понял, какие слова проглотил начальник. – Семичастный, комсомолец… Объявил, что здесь чистая 206-я УК, поэтому подследственно это дело МУРу. Вот тебе телефон помощника Леонида Ильича. И помни…
Что он должен помнить, Айрапетов знал точно, и радости ему это не прибавило.
Помощник Брежнева, весьма строгий чиновник, поведал капитану «страшную историю» о том, как Председатель Президиума сам взял трубку городского телефона и его обложили матом. С тех пор, хотя номер менялся дважды, по нему звонит некто и несет Леонида Ильича по кочкам.
– Леонид Ильич, – вздохнул помощник, – уже сам трубку этого телефона не поднимает.
– А что, звонит по этому номеру одно и то же лицо?
– Матерится один и тот же, но есть и много других звонков. Скажем, просителей, которые приезжают в Москву. Как они достают закрытый номер, ума не приложу!
В тот же день на городской телефонной станции появился новый телефонист. Девушки, работавшие на коммутаторе, бегали смотреть на симпатичного сыщика, сидевшего с наушниками у отдельного коммутаторного блока. Через три дня капитан Айрапетов вычислил, что все звонки идут из автоматов Дзержинского района, рядом с Грохольским переулком. Там постоянно дежурили три машины сыщиков. Трижды по рации капитан отдавал приказ на захват, и трижды группа приезжала к пустому автомату. Наконец у Эдика созрел план…
Звонок раздался в четырнадцать часов. Женский голос ответил: