Красная Шапочка сорвалась с места и побежала, а волк погнался за ней. Она стала бросать позади себя пирожки — они превратились в острые камни, и волк поранил ноги, но не остановился. Тогда Шапочка выхватила из корзинки горшок масла и метнула его за спину. Масло растеклось по земле, она стала вязкой, превратилась в болото, и волку пришлось обходить его, но он всё равно снова настиг беглянку. Наконец она бросила корзинку, и там, где та упала, земля провалилась, получилась глубокая-преглубокая яма, а волк…
Тут застучались во входную дверь.
— Это он, — в отчаянии пробормотал Жорж.
— А ты притворись, что уже спишь, — посоветовал ему Эжен, — Мы с Полиной его встретим, а до тебя он не доберётся.
Макс казался сильно пьяным — в глазах у него был тёмный туман.
— Вот, — сказал он, однако, неизменившимся голосом, — уложился в полдня, — вытряхнул из кармана новые деньги, объявил, — Пять тысяч! А в придачу — обед, свежее бельё, купание, интимный массаж… Недурно, правда?
— Где же такое бывает? — усмехнулся Эжен.
Полина смотрела в недоумении: она привыкла видеть отца строгим и собранным…
— Где, по-твоему, я мог раздобыть вот это? — Макс показал крошечную фигурку сидящей кошки, выточенную из тёплого, полупрозрачного камня.
— … Затрудняюсь…
— А ведь считал себя знатоком света, м?… Полина, это тебе.
Взяла статуэтку, повертела в руках, вздохнула, вместо «спасибо» проронила «доброй ночи» и ушла к себе.
Макс лунатично расхаживал по комнате, снимая с себя одежду.
— Ты не задаром получил то, чем кичишься: правая рука у тебя изрядно перетружена, а левая… ((Левая от кисти до локтя распухла и полиловела из-за отбитых ударов)).
— О! Я и ног под собой не чувствую, и спина одеревенела, и вообще я не знаю, что у меня не болит… Ты хороший фехтовальщик?
— Не выяснял.
— А я, как оказалось, лучший в Париже.
— У тебя был поединок?… Эй! Оставь на себе хоть что-нибудь!
— Мне жарко. А тебе полезно посмотреть, как это делается.
Раздевшись донага, Макс лёг и уставился в потолок тусклым взглядом…
— Мы снова застеклили окно, — сообщил ему Эжен, до того несмущённо, что Макса передёрнуло; ему захотелось укрыться, словно зашёл ребёнок. Он поднялся, нашёл халат…
— Когда мы утром искали деньги, я случайно раскрыл «Монахиню» Дидро…
((Раскрыв «Монахиню», Эжен не нашёл текста — он весь был вырезан. Книгу превратили в шкатулку, а хранились в ней какие-то письма. Надписи на конвертах расплылись от давней сырости, но Эжен узнал почерк матери и своё имя в позиции адресата)).
— Зачем? На обложке же чёткое заглавие.
— Она показалась мне неестественно лёгкой… Ты ведь и сам собирался показать их мне?
— Ничего подобного.
— … А как они к тебе попали?
— Ими был набит почтовый ящик пансиона Воке, в который я заходил дней десять назад. Там, кажется, никто не живёт, но ни объявлений о продаже…
— Так вот откуда ты узнал о моей семье.
— Ты прочёл их?
— Я их сжёг.
— Не прочитав?
— Да.
Уже не в первый раз, гладя на побратима, Макс думал, каким мог быть в свои двадцать пять Гобсек.
Глава XIII. В которой рассказывается о подвигах Армана
— Письма есть? — спрашивал Серый Жан каждое утро. Слуга отвечал отрицательно.
Люсьен поправлялся: ел с аппетитом, долго спал; в иное время плескался в ванне, валялся на кровати или на полу, или на столе, заставлял читать ему вслух; играл в шахматы — слепо и радостно пожирал чужие фигуры. Но большее удовольствие доставляли разговоры…
— Какие ты ещё языки знаешь, кроме английского и французского?
— Итальянский. Не люблю, когда не понимаю, о чём говорят, потому и выучил его.
— Где же ты слышишь итальянскую речь?
— … В Опере.
— А кто вчера к тебе приходил?
— Генерал де Монриво. Он принёс мне набор орудий для бальзамирования, вывезенный им из Египта. Он интересный человек. Командовал артиллерийскими частями армии Бонапарта. Его подчинённые самовольно совершили кощунство: выстрелили из пушки в лицо Великому Сфинксу. За это нильские боги наслали чуму на всё войско. Генералу сказал главнокомандующему, что, чтобы умилостивить богов, нужно омыть лапы Сфинкса в крови солдат, но Наполеон больше дорожил живыми, чем не чтил мертвых. Тогда Монриво сам расстрелял своих солдат, сложил трупы к ногам идола, а потом бежал в пустыню. Там духи приютили и одарили его…