На следующий день, рано-рано утром, притащив от водовоза два ведра для умывания и питья, Эжен навестил свою берлогу, спалил в камине всё, что ему не понравилось, поправил занавески, постель, но ночевать вернулся в максову обжитую квартирку.
Глава XVIII. В которой лорд и леди Байрон встречаются после развода и по ту сторону реальности
Хрупкая молодая дама в сиреневом платье вышла в гостиную загородного дома, смерила посетителей строгим взглядом, чопорно поджала детские губы, указала на кресла и села сама.
— Итак, кто вы и что вам угодно?
— Я — граф Максим де Трай, а это мой друг Эмиль Блонде ((Эмиль во время всего визита не открывал рта, поскольку знал цену своего английского)). Так уж случилось, миледи, что особняк, в котором вы прожили последнее время вашего замужества, сейчас официально принадлежит мне. Но я купил его не для того, чтоб как-либо использовать. Мне хотелось, чтоб никто не смел переступать порог этой обители…
— Лондонские власти не позволяют вам его разрушить? — спросила дама с разыгранным сочувствием, не отнимая пальца от губ.
— Подобной мысли мне не приходило…
— Жаль.
— Я намерен продать этот дом.
— И нашёлся покупатель?
— Лорд Келсо предлагает устраивающую меня сумму.
— Поздравляю. Вам нужно, чтоб я подписала какие-то документы?
— Нет, миледи, с документами нет проблем, но я не решаюсь распорядиться домом без вашего личного разрешения, равно как и без разрешения вашего мужа.
На лице дамы начерталось недовольство; её пальцы переметнулись с губ на ухо.
— Я могу оповестить его светлость письмом, но, боюсь, ответ придёт не раньше февраля. В лучшем случае.
— И вы не знаете способа связаться с ним быстрее?
— Увы.
Макс сосредоточился в минутной паузе.
— Миледи доводилось слышать о спиритуальной телепортации?
— Я обычно не внимаю подобному вздору.
— Но если бы я вдруг попытался…
— Вызвать сюда дух этого невозможного человека?
— Или отправить к нему ваш. Вы согласились бы на свидание с ним?
— Простите, сударь, но это смешнейшая чепуха… Как бы вы сделали это?
— Всё, что мне понадобится, — это ваша добрая воля и последнее письмо, полученное вами от супруга.
— Мне принести письмо сюда, или мы вместе перейдём в мой кабинет?
— Давайте перейдём. Мне кажется, там вы лучше можете сосредоточиться.
Скептичная леди хмыкнула и повела заламаншских чудаков наверх, ворча:
— Вам должно быть стыдно именоваться соотечественниками Декарта и Лавуазье.
— Я и впрямь не могу думать об этих господах без стыда, — передёргивал Макс.
В кабинете он попросил Эмиля зашторить окна, зажечь свечи на столе.
— Садитесь, миледи. Положите перед собой письмо. Так. А теперь послушайте, пожалуйста, меня очень внимательно. На этом листе нарисована дверь. Найдите её и войдите.
— Тут нет рисунков. Тут только буквы.
— Да, но одна из букв — и есть ваша дверь. Ищите. Ищите.
Посланницу клонило в письмо, в вихревое кружево чёрных черт и извивов, в их живой лабиринт; эти мгновения были тяжко маятны для неё: чья-то коварная сила лишала её разума, чей-то голос требовал: «Ищите дверь». Наконец-то — нашлось. Это была неестественно вытянутая вверх арка строчной n. Зачарованная сделала движение, похожее не шаг, схватилась обеими руками за косяки, зажмурилась, замерла, преодолевая головокружение.
Она стояла у входа в тёмный зал с высоким потолком, со спадающими до гладкого каменного пола окнами, в которые смотрела ночь. В скудном свете за на редкость широким столом, притулившимся к самому окну, покрытым сугробами бумаги, сидел человек и смотрел на улицу, подставив руки под подбородок. Он был едва заметен в этой лакированной пещере и вроде выглядел безобидным, но дама, заметив его, впала в панику, словно наткнувшись на дремлющего ядовитого паука. Она опрометью бросилась назад, пересекла ещё один зал, но все другие двери были заперты. Несчастная застучала в последнюю обманувшую створку с рыдающим криком: «Спасите! Выпустите!».
— Эй! Кто ещё здесь? — отозвался ей из-за спины гулкий мужской голос.
Она обернулась — он стоял там, в проёме.