Макс тихо засмеялся суровости голоса Эжена, подумал: «Да, вкус…» и медленно глубоко кивнул.
Новый портной был не стар, не толст, не лыс, не сутул, не бледен; у него было три уса, маленькие уши торчали из-за аккуратных расклешённых бачек; волосы он стриг коротко, кадык прятал под широким голубым платком — бант свисал ниже рёбер поверх складчатой блузы, в которой обычно воображают живописцев. Эжен нашёл его вид нелепым: ему не нравились цирюльные орнаменты на лице; сам он либо не брился вовсе, либо соскабливал всё начисто, щадя лишь свои прекрасные брови. Впрочем, он был до того на нервах, что закатанные рукава могли его взбесить… Макс не растянул приветствие дольше необходимого, подманил Эжена и препоручил его Инекерману, а сам вышел из салона.
((Он считал, что, оставшись без прикрытия, Эжен вряд ли отважится на какую-нибудь дичь.))
Для обмерки Эжену переодеться в эластичную рубашку, тонкую, предоставляющую глазу и ряды межреберных борозд, и углы таза, и яму вместо живота.
— Какого же рода костюм вам нужен? — выговорил портной.
— Бальный, — трагически ответил живой синеокий остов.
— К какому дню?
— К шестому.
— … У вас… довольно нетипичный параметры…
— Я знаю.
— Очень важно, чтоб за ближайшие пять дней вы сохранили теперешние размеры.
— Им ничто не угрожает.
— А — позвольте спросить — давно ли они у вас… установились?
— Около года, да и раньше я не слишком отличался…
Портной приступил к обмерке.
Глава XXXIV. Подарки для Дельфины
Дельфина получила послание от Эжена в третьем часу пополудни, сидя в своём будуаре и беседуя со своей единственной подругой — горничной Терезой — об Эжене и его загадочном поведении, о его бедности и скромности, неблагодарности и гордости. Вдруг вошёл дворецкий внёс по покои корзину белых роз, окрашенных по краям лепестков бледно-красным. На вопрос, от кого это, слуга протянул большой конверт. Оттуда на ладонь Дельфины выкатился тюбик чёрной туши для ресниц. Ещё в конверте лежала анонимная записка:
Милостивая государыня, госпожа баронесса!
Если Ваши глаза уже давно не находят утешения, оденьте их в подобающий траур, и Небо внемлет Вашей печали — вернёт Вам Вашу отраду.
— Как это — глаза в траур? — недоумела Дельфина, — Сурьмой их что ли обмазать, как герцогиня де Ланже на своём последнем балу?
Тереза уже извлекла из тюбика чёрную, приизогнутую для удобства щётку и подала недогадливой даме, кивая на зеркало: приступайте.
После долгой тренировки, многократных умываний Дельфина наконец отемнила свои длинные ресницы, подкрасила брови и признала, что так хоть и мрачно, но по-своему красиво.
Глава XXXV. Анна и Лиза
Странницы по Преисподней долго спорили, кому первой ступить на высокий мост над зелёной рекой. Наконец они договорились, что Анна пойдёт второй, чтоб при случае удержать Лизу от падения. Сделав пять шагов по каменному перешейку, Лиза не выдержала страха упасть и легла плашмя, поползла, как сонная ящерица. Анне захотелось крикнуть на неё: «Встань! Ты же человек!», но вскоре она сама почувствовала, что опоры нет, кругом только медленный тяжёлый ветер, а внизу — поток, и она тоже приникла к мосту, полежала немного без движения, глотая слёзы унижения, потом, благочестивая и разумная с колыбели, решила, что так и надо, что в гордыне правды нет,… вдруг вспомнила, что есть люди, которые предпочли бы погибнуть стоя, но не выжить, пресмыкаясь. Было ли это их греховным заблуждением?… Почему?… «Почему я должна ползти, если могу шагать? — подумала Анна, — Вот они при мне, мои ноги, и эта дорога — как все дороги». Она поднялась, опираясь ладонями, села по-японски, потом встала и медленно пошла, напряжённо глядя на пальцы ног и шепча молитвы. Время от времени она снова садилась, переводила дух, благодарила Бога за помощь, которую ощущала как никогда явственно. Если в начале перехода собственное духовное тело казалось Анне словно заржавевшим, то к концу оно сделалась лёгким и гибким. Она так сосредоточилась, что даже не расслышала, как Лиза, добравшаяся до другого берега, зачем-то её окликнула… Последний шаг, и… спутница повисла у Анны на шее:
— Какая ты молодец! Не то, что я — трусиха…
Анна осторожно сняла Лизу с себя, вздохнула о потерянном посохе и глянула вперёд.
Перед ними уходила далеко вверх гора, обросшая весёлым мхом и строгими елями, перерезанная точно посредине узким ущельем, в которое втискивалась тропа.
— Надеюсь, ты хоть темноты не боишься? — сказала Анна, потому что высокие стены ущелья были угольными.