Эллери расхаживал по комнате, дергая себя за ухо, почесывая затылок. Между бровями залегла глубокая складка.
Китc курил и наблюдал за ним.
— Надо отдать должное Альфреду Уоллесу… — Прайам звякал бутылкой, стаканом. — Нос, видно, переделал. Я его не узнал. Ловко, ловко… В самое нутро залез, усмехался в рукав… Кто смеется последним? Будь здоров. — Он с ухмылкой взмахнул стаканом, но в глазах еще жил дикий зверь. Проглотил виски, поставил стакан уже не дрожавшей рукой. — Вон он, а вот я… дело кончено. — Голова упала, он умолк.
— Мистер Прайам, — окликнул Эллери.
Нет ответа.
— Мистер Прайам!
— А?
— У меня остается еще один вопрос. Может быть, проясните теперь, когда все кончено?
Прайам взглянул на него, осторожно потянулся за бутылкой, наполнил стакан.
— Смотря какой, — оговорился он. — Не рассчитывайте, что я признаю всякую белиберду, а стенографистка на террасе запишет. Почему он меня преследовал, друзья мои, не имею понятия, разве что чокнулся в той самой экспедиции. На «Бигле» кинулся с мачете на нас с напарником. Мы прыгнули за борт, доплыли до какого-то грязного острова, спрятались в лесу. Ночью налетел ураган, «Бигль» унесло в море. Больше мы никогда не видели ни судна, ни Адама. Потом нашли с приятелем на том острове клад, построили плот, выплыли, глубоко залегли, поменяли фамилии на Хилла и Прайама, чтоб Адам, если бы он вдруг вернулся, не требовал трети. Вот и все, никаких преступлений, — ухмыльнулся он, осушая второй стакан.
Китc с восторгом смотрел на него.
— Липовая история, но, если вы будете на ней настаивать, мы поверим.
— Какой еще у вас вопрос, мистер Квин? — вдохновенно махнул рукой Прайам. — Давайте. Чего вас там интересует?
— Записка, которую Адам прислал Леандру Хиллу.
— Записка?.. — удивился Прайам. — Что там непонятного, черт побери?
Эллери вытащил из нагрудного кармана сложенный листок бумаги.
— Вот копия записки, которую Хилл нашел в серебряном футлярчике на ошейнике бигля. Прошло немало времени, лучше, пожалуй, освежить вашу память, прочесть ее вслух.
— Валяйте, — с тем же удивлением буркнул Прайам.
— «Думаешь, я умер, погиб, пропал? — читал Эллери. — Я вас многие годы ищу. И нашел. Догадался о моих планах? Умрешь. Скоро? Нет, очень не скоро. За долгие годы поисков, за мои раздумья, надежды… Умрешь медленно и неизбежно. Вы оба. Медленно, верно — физически и морально. Перед каждым следующим шагом пришлю обоим предупреждение… предупреждение с особым смыслом, неясным, загадочным. Прими первое, номер один».
— Видите? — вставил Прайам. — Совсем чокнутый.
— Умер, погиб, пропал… — повторил Китc с улыбкой. — В урагане, мистер Прайам?
— Да он же ненормальный, лейтенант. Гнался за нами по палубе, размахивая мачете, вопил, будто мы задумали его убить. Сам нас все время пытался убить. Спросите своих докторов по мозгам, пускай скажут. Это и есть ваш вопрос, мистер Квин?
— Что? О нет, мистер Прайам. — Эллери нахмурился на листок. — Вопрос в фразировке.
— Чего?
— В том, как написана записка.
— А чего в ней такого? — озадаченно спросил Прайам.
— Да в ней много чего. Можно даже назвать ее самым что ни на есть примечательным набором слов, какой мне когда-либо посчастливилось видеть. Сколько слов в записке, мистер Прайам?
— Откуда мне знать, черт возьми?
— Пятьдесят восемь.
Прайам взглянул на Китса, который лишь ретиво курил, слишком долго отказываясь от удовольствия, а на лице Эллери читалась исключительно сосредоточенность.
— Ну, пятьдесят восемь, и что?
— Пятьдесят восемь слов, мистер Прайам, составленных почти из трехсот букв алфавита.
— Все равно не пойму. — В низком голосе Прайама зазвучала агрессивная нота. — Что хотите доказать, чего добиваетесь?
— Я хочу — и могу — доказать, что записка необыкновенная.
— Необыкновенная? — Борода вздернулась. — В каком смысле?
— Слова, мистер Прайам, — объяснил Эллери, — мои профессиональные инструменты. Я не только их пишу, но внимательно — иногда с завистью — читаю написанные другими. Поэтому со знанием дела прихожу к заключению, что впервые в жизни вижу отрывок прозы — бессмертной или нет, — включающий в себя пятьдесят восемь слов, состоящих почти из трехсот букв, среди которых нет ни одной буквы «т».
— Ни одной буквы «т», — повторил Прайам. А когда замолчал, губы все шевелились, словно он пережевывал что-то незнакомое и неприятное.