Мерием повернулась, посмотрела на постель Гюллю.
— Должно быть, — ответила она, хотя знала, что Гюллю не спала и теперь не уснет.
— Слушай! — начал Джемшир. Он потянулся к Мерием, взял ее за руку. — Есть хороший жених для Гюллю.
Она не удивилась, ведь она уже слышала об этом. Дочь, ее жених — к чему все это, когда ее рука в руке мужа!
А Джемшир рассказывал. Вначале медленно, с трудом подбирая слова, потом с воодушевлением. Он забыл, что его может услышать дочь. Он уже испытывал благодать, которая снизойдет на них, когда Гюллю выйдет за племянника Музафер-бея…
— Весь вопрос в том, — закончил Джемшир, — как рассказать ей все это, — он кивнул на Гюллю. — Ведь от ее ответа зависит, удастся ли нам прожить остаток жизни в достатке и покое…
Гюллю сжалась в комок, замерла и ловила каждое слово отца. Она скорее утопится, но не пойдет за этого хлюста Залоглу. Значит, это его приводили тогда ночью. Без Решида здесь не обошлось…
— Завтра осторожно расскажи ей, — услышала она.
— Лучше ты сам, — возразила Мерием. — Я не смогу, язык не повернется. Я и слов-то таких не знаю, которые ты говорил.
Джемшир прикурил от окурка. Слова жены польстили ему.
— Хорошо, я сам расскажу. Утром… Если у нее есть разум — согласится. Будет хозяйкой большого имения и еще роскошной машины впридачу. Сама себе хозяйка. А когда умрет Музафер-бей… поля, скот, виноградники, особняк — все наше. Птица счастья села на нашу голову, не спугнуть бы ее — и мы заживем.
«Заживете! — со злостью подумала Гюллю. — Даст бог, не спугнете эту птицу счастья. Говоришь, завтра райская жизнь настанет?.. Поищите завтра Гюллю…»
Они прошептались до глубокой ночи. Только в первые дни после свадьбы Джемшир был так ласков с женой. Она и не чаяла, что эти дни вернутся. А вот вернулись же!
И она снова с мужем. Что ж, даже один день счастья — счастье.
Выговорившись, Джемшир придавил в пепельнице сигарету и улегся рядом с сыном. Усталость разлилась по его тяжелому телу. Он закрыл глаза и тотчас уснул.
Мерием поднялась, подошла к постели дочери, потрясла ее за плечо. Гюллю притворилась спящей. Мать задула лампу и легла. Но сон не шел. Она лежала и с ужасом думала, что будет завтра, когда Гюллю одним дерзким «нет» вызовет дома целую бурю. Гюллю упрямица из упрямиц.
А мать снова окажется между двух огней…
Она смахнула набежавшую слезу…
Гюллю с трудом дождалась утра. Когда побелели занавески на окне, она тихонько поднялась. Мать, отец и рядом с ним Хамза крепко спали.
Гюллю стала собираться.
Сейчас самое время.
Она оделась, взяла из сундука приготовленный узел. На цыпочках спустилась вниз, пробралась к двери и только там надела белые парусиновые туфли, в которых ходила на работу.
Теперь предстояло самое опасное — открыть ржавую задвижку на двери.
Задвижка противно скрипнула. Гюллю затрепетала, но ей тут же пришла мысль, что теперь уже все равно. Она открыла дверь и исчезла в предрассветных сумерках.
Гюллю мчалась по пустынным улочкам: до смены еще было далеко, и в рабочем квартале царила глубокая тишина.
Гюллю задыхалась от бега. Она вспомнила о Пакизе. Вместе они придумают, что делать дальше. И Гюллю свернула в грязный переулок.
…Когда в дверь постучали, Пакизе повернулась на спину. В оконце Гюллю видела, как та шевельнула ногой, как с кровати соскользнуло одеяло. Гюллю постучала сильнее. Пакизе открыла глаза, но, так ничего и не поняв спросонья, не шевельнулась.
Гюллю окликнула ее сдавленным шепотом и снова постучала.
Пакизе вскочила с кровати и подошла к двери. Она переспросила, кто там, и только тогда открыла.
Увидев Гюллю с узлом, Пакизе молча кивнула и попросила минуту обождать. Зевая, она вернулась к постели и принялась расталкивать парня, занявшего чуть ли не весь матрац.
— Поменьше разговаривай, — бросила она, когда тот попытался было возражать. — Что тебе здесь, гостиница, ты заплатил за номер?
Парень нехотя поднялся, оделся и, закурив, ушел, не обратив на Гюллю ни малейшего внимания.
— Это кто? — спросила Гюллю.
— Дружок, — ответила Пакизе. — Ну, а у тебя что стряслось?
Гюллю разом выложила все, что удалось услышать.
— Дурочка, — сказала Пакизе.
— Почему?
— Да потому, что тебе предлагают стать хозяйкой богатого имения, а большего от аллаха женщине и ждать не приходится.
— Если бы ты видела жениха, — сквозь слезы сказала Гюллю. — В чем только душа держится. Смех один, а не человек.
— Тем лучше, — возразила Пакизе, — легче будет в руках держать.