Она неловко поднялась и, не отрывая рук от лица, бросилась к Решиду.
Жена цирюльника Решида сидела у самовара. Она вздыхала. Когда только кончатся эти черные дни? Все в воле аллаха. Они тоже рабы аллаха, и все в воле его. Только бы благополучно завершилось сватовство этой девочки, и они поселились бы в имении и зажили бы по-людски.
Решид всхлипнул во сне и перевернулся с боку на бок. Жена с нежностью посмотрела на него.
Даже если Джемшир не сразу возьмет их к себе, они подождут, они могут год-другой подождать.
Женщина откусила кусочек сахара и допила чай. Она купит себе ягненка, точно такого, как тот, что отошел с миром в прошлом году. Она вымоет его с мылом, подведет ему сурьмой глаза, а на шею повяжет голубую ленту; будет кормить его сахаром, орехами, изюмом, а даст аллах, увезет его с собой на родину. Помоги, аллах, найти брата или тетю с дядей, а может, племянника или еще какого-нибудь родственника. Аллах всемогущий, ты создал из ничего землю и небо… Когда они разбогатеют, они привезут родню. Конечно, не сюда — здесь, среди грязных, невежественных людей они с Решидом жить не станут… Разве это люди? Осмеют, оговорят. Да награди их, всемогущий аллах, чесоткой, а ногтей не давай!
Раздался громкий стук в дверь. Она бросилась отворять.
За дверью стояла белая как мел Мерием. Она спросила Решида — «Решида-ага», — и голос ее дрожал.
— Дома он, дома, входи. Но что с тобой, Мерием? Что случилось?
Мерием только махнула рукой и попросила глоток воды.
— Гюллю убежала! — сказала она, оторвавшись от чашки с водой, и не узнала собственного голоса.
Комната закружилась перед глазами жены Решида.
Цирюльник Решид, как был в нижнем белье, вскочил с постели.
— Убежала? Гюллю? Или ты помогла ей? Когда убежала, куда? К нему, к арабу? А где был Джемшир?
— Дома, — ответила, дрожа всем телом, Мерием, — Джемшир был дома.
— Но как же она убежала? И вы ничего не знали? Говорил я вам — следите за ней! Говорил, что убежит! Некому присмотреть, столько народу — и некому присмотреть! Не могли справиться с девчонкой!..
Мерием стала рассказывать.
— Из — под бока у тебя сбежала, — напустился на нее Решид, воздев руки к небу. — И это называется присмотр! Вы все испортили, все! Говоришь, к черномазому убежала?
— Не знаю, Решид-ага. Никаких черномазых я знать не знаю, провалиться мне на этом месте, ничего я не знаю.
— Ну-ка, подай мне, — повернулся Решид к жене.
— Что?
— Что, что! Штаны! Видишь, в чем я стою! И надо же мне было хватить вчера лишнего… О-ох, голова… Дай носки, вон они, там… А что Джемшир сказал?
— Он еще не знает.
— Подай пиджак! Ничего не знает? И что ты сюда помчалась, тоже не знает?
— Нет, Решид-ага. Пропала я, убьет меня Джемшир…
— Есть за что.
— Смилуйся, Решид-ага, руки-ноги тебе целовать буду, заступись. Рабой твоей буду, только заступись. Поклянусь чем хочешь, нет в этом моей вины… Накажи меня аллах, не виновата я, клянусь хлебом, который ем…
— Кроме как к черномазому ей некуда бежать, — не слушая Мерием, заключил Решид.
— Ей-богу, не знаю.
— Зато я знаю!
— Вечером Джемшир с Хамзой пьяные пришли, — продолжала объяснять Мерием. — Ну, пошутили с ней немножко. А ты дочь нашу знаешь, сразу надулась. А тут еще Хамза наговорил лишнего, не подумав… Все о Музафер-бее твердил. Потом Джемшир, дай ему аллах здоровья, все и рассказал мне по порядку. А она, наверно, не спала, слушала. Провалиться мне, я не виновата…
— Ну, пойдем…
Мерием продолжала умолять его дорогой, но Решид ее еже не слушал. Он совсем отрезвел. Шагал злой, нахмурив черные брови, и не обращал никакого внимания на Мерием, бежавшую следом.
На скулах цирюльника играли желваки. Уплывает целая тысяча! Девчонку увел араб, это ясно. До него мы доберемся. Считай, пропал парень. Насидится в тюрьме. Если вообще останется жив. Но им, им-то какой толк от этого? Разве племянник бея захочет жениться на вдове смазчика Кемаля?
Решид остановился и сердито бросил Мерием:
— Когда она убежала?
— Не знаю, спала я…
— Вот и проспала! У-у-у! Ну когда — ночью, утром? — гаркнул он.
— Ей-богу, не знаю, Решид-ага.
«Все ты прекрасно знаешь, притворяешься. Неряха отвратная… Была бы ты моей женой, я бы тебе показал…»
— Ей шестнадцать?
— Только что исполнилось.
— Метрики у тебя?
— Ей-богу, не знаю, Решид-ага, может, в сундуке лежат.
Они вошли во двор. Мерием дрожала от страха. Она осталась у двери, не решаясь сделать ни шагу дальше.