Хамза кинулся к ней, но Решид перехватил его и, обернувшись к Гюллю, предупредил:
— Это дело добром не кончится. Подумай хорошенько, подумай о себе. После пожалеешь. Мне молодость твою жаль.
Гюллю разрыдалась.
— А мне ничего не жаль! Ни себя, ни молодости. Что таитесь? Вынимайте ваши ножи, револьверы, я уже простилась с жизнью. Что стоите? Ну! Мужчины вы или нет! Убейте меня, разрежьте на куски.
Страшные глаза на пьяном лице Джемшира метали молнии. Заложив руки за спину, он, пошатываясь, двинулся на дочь разъяренным, ослепленным ненавистью зверем.
— Сам упал — не плачь, говорят в народе. Ты нас осрамила перед людьми! Отца-то хоть пожалей, смотри, он который день рта не раскрывает. Грех тебе, Гюллю! Грех! — уговаривал Решид.
— Пожалей, пожалей отца… — тянула жена Решида.
Гюллю с глазами, полными слез, обернулась к ней.
— Твоих советов мне недоставало! Уйди!
Оттолкнув Решида, Хамзу, Мамо, Джемшир встал напротив дочери. Он дрожал, на губах показалась пена. Он схватил дочь за плечо и, пристально глядя ей в глаза, прорычал:
— Согласна, что ли?
Гюллю покачала головой.
…Гюллю упала, обливаясь кровью. Ничего уже не могло остановить Джемшира. Ни вопли Гюллю, ни Решид, повисший на нем, — ничего. Сильные руки швыряли девушку с одного места на другое, дикие крики Гюллю подняли на ноги соседей. Комната стала наполняться народом. Но Хамза и Мамо вытолкали всех за дверь. Соседи не расходились, они толпились под окнами. Заговорили о полиции, суде и свидетелях. Соседка, передававшая новости Пакизе, выскочила на босу ногу, с непокрытой головой и, одеваясь на ходу, помчалась по грязным улицам рабочего квартала. Вдогонку ей неслись страшные крики Гюллю.
У Пакизе горел свет. Женщина забарабанила в дверь.
Пакизе только что легла.
Открыв дверь, она отшатнулась, увидев полные ужаса, широко раскрытые глаза женщины.
— Убивают девчонку, убивают! — задыхаясь, сообщила женщина.
— Гюллю?
— Может, уже убили…
Пакизе побледнела. Сжав кулаки, она беспомощно металась по комнате. Она не знала, что придумать. Ей вспомнилось, что, возвращаясь с работы, она видела Кемаля в окно шашлычной.
Она кинулась туда.
Кемаль все еще сидел в шашлычной. Он вздрогнул, когда вбежала Пакизе. Он не узнал ее — Кемаль никогда не видел ее в слезах.
— Убивают ее! Что же ты за мужчина! Ее, может, и в живых уже нет, а ты сидишь, пьешь…
Все завертелось перед глазами Кемаля. У него похолодели руки. Он рванулся и, опрокинув стол, бросился на улицу.
Он бежал, не разбирая дороги, не замечая встречных. Влетел во двор Джемшира и плечом толкнул дверь. Дверь не подавалась. Оттуда слышались глухие стоны и щелканье хлыста. Кемаль ступил назад и навалился на дверь с разбегу. Он влетел в комнату вместе с сорванной с засова дверью. Они били хлыстом Гюллю, Привязанную к перилам лестницы.
Первым ему подвернулся Джемшир. Кемаль ударил его правой рукой, потом левой — Хамзу. Он видел, как цирюльник Решид открыл рот… Кемаль свалил его одним ударом и, выхватив из-за пояса кинжал, стал обрезать веревки, которыми была привязана Гюллю. И тогда среди криков послышался жесткий голос Решида:
— Чего же ты еще ждешь, Хамза?
Хамза выхватил из кармана шаровар револьвер. Руки его дрожали. Какое-то мгновенье он колебался.
Кемаль увидел револьвер, сжался для прыжка, но из дрожавших рук Хамзы вырвалось пламя.
Кемаль рухнул и остался лежать на полу, у перил, к которым была привязана Гюллю.
Хамза растерялся. К нему придвинулся Решид.
— Что стоишь, беги в участок, сдай комиссару револьвер. Ну, быстро!
Во дворе толпился народ.
— Полиция! Убийство! Совершено убийство!
— Держи, держи его, убежит!
Хамза увернулся от преследователей и как был, с револьвером в руках, помчался к полицейскому участку.
Он не вошел туда, а влетел.
В кабинете комиссара он положил на стол револьвер и, с трудом переводя дыхание, сказал:
— Я убил араба, вот мой револьвер.
Когда полиция прибыла на место происшествия, Кемаль уже почти не дышал. Пуля, попав в висок, задела глаз. Глаз вытек. Джемшир, сгорбленный, оглушенный случившимся, Решид, его жена, Мерием, соседи стояли над Кемалем, не отрывая взглядов от пустой глазницы.
В толпе послышалось рыдание. Все повернулись туда.
Прислонившись лбом к косяку двери, содрогался от рыданий мастер Мухсин.
Гюллю лежала без сознания. Кемаль успел разрезать веревки, и она лежала теперь на полу.
Кемаль глухо застонал, медленно открылся уцелевший глаз. Губы его зашевелились. Он позвал мать одними губами.