Что не вызывало никаких вопросов, так это работа, которой нас обеспечили всех без исключения уже на следующий день после обязательного карантина. Работали заключённые каждый день, без отпусков, отгулов, прогулов и выходных, а ввиду отменного здоровья иммунных, и без больничных. Трудовая повинность для мужчин включала в себя, как правило, работу на стройке, уборке и благоустройстве территории, уход за огромным количеством скотины.
И с женщинами тут общение было стабильным ввиду его полного отсутствия. После того как всех свежаков расписали по бригадам, мужчин и женщин разделили и расселили по баракам. Женщин поселили в одной части лагеря, а мужчин в другой. Больше мы никаких женщин не видели.
Если бы не обязательная ежедневная трудовая повинность и не еженедельная обязательная сдача по пол литра крови, то и вовсе можно было бы принять здешнее заведение за специфический курорт на берегу Белого моря. Если мне память не изменяла, то для здоровья безопасно сдавать кровь один раз в два месяца, но организм иммунных куда крепче и восстанавливается заметно быстрей, чем у обычных людей, даже у самых свежих из свежаков. Если ты попал в Улей, пережил заражение местными спорами и не обратился, можешь быть уверен — жизнь твоя теперь потенциально бесконечна, ты больше не подвержен воздействию земных вирусов и бактерий, потому как симбиотический вирус Улья не терпит конкурентов и будет защищать организм носителя ото всех иных болезней. В день забора крови узникам был положен санитарный день, который отводился для стирки и помывки. На следующее утро никто не выглядел обескровленным.
Но по-настоящему паскудным средством удержания огромного количества людей в повиновении была здешняя пропаганда, лившаяся на нас из стенгазет, матюгальников, закреплённых на столбах, и радиоточек внутри бараков. Но последнее было легко исправить, накинув фуфайку на динамик, тогда жизнерадостный поток бреда превращался в невнятное бормотание.
И как это и бывает, пропаганда состояла практически на сто процентов из правды. Ложью была лишь роль муров и внешников в Улье, а всё остальное, что касалось ужасов этого мира, было передано в подробностях и красках. Заключённым подробно рассказывалось о заражённых и их стадиях развития, атомитах, сектантах и серых инопланетных тварях. Однако старательно умалчивались способы борьбы с заражёнными и азы выживания на кластерах. Муры в пропаганде были не кем иным, как спасателями несчастных иммунных людей, злой судьбой закинутых в иной мир, а внешники — пытливыми и храбрыми учёными, проникшими в Улей с исследовательской миссией.
И особо не поспоришь с этим, ведь всех заключённых в трудовом лагере Треблинка-2 спасли от клыков заражённых именно пиковые. Да и внешники, как пить дать, изначально были просто учёными-исследователями, пока не открыли, что биохимия органов иммунных годится для фармакологии. И не просто для какого-нибудь там аспирина, а натурально для лекарств от неизлечимых болезней, эликсиров красоты, молодости, бессмертия и прочих панацей, чьи свойства иначе как волшебными назвать язык не повернётся.
Обманутые свежаки радовались, как идиоты, когда их вызывали к КПП административного сектора лагеря. После этого их не видели. На следующий день интервью с узником, покинувшим трудовой лагерь, мы слышали по радиоточке. Освободившийся обязательно сообщал — с ним всё в полном порядке, и теперь он трудится, например, автомехаником, рассказывал, что его поселили в служебное жильё… Дальше следовало перечисление благ цивилизации, которых мы в лагере были лишены искусственно, и перспектив на будущее.
Однако правда состояла в том, что никого из «освободившихся» ни я, ни кто-либо из заключённых больше не видели. Как я подозревал, свежаки должны были просто дозреть до необходимой стадии, чтобы их было рентабельно разделать на органы. Нет, я не исключаю, что кто-то из треблинцев действительно стал муром или начал работать на них, но, видимо, участь большинства была незавидной.
Вот и пойди объясни остальным заключённым после такой основательной промывки мозгов, что держат их тут не для того, чтобы, как уверяла пропаганда, «окрепнуть физически и отработать своё спасение», а на откорм, как ту скотину, за которой они ухаживают, чтобы потом загнать на бойню. Но это только мои слова против слов соловьём разливавшейся радиоточки. Вот и колебался Штык, когда пришёл момент.
Вождь и Медведь, которых хоть немного помотало по Улью, совершенно, без сомнений, отнеслись к моим предупреждениям, тогда как в глазах Штыка всё чаще проскакивало недоверие. Вот и получается, что заключённых удерживали в плену не охранники и колючая проволока, и не пулемёты на вышках, а пропаганда.