Можно со счёта сбиться считая места, куда занесла нас военная судьба.
"Костя, милый, где ты? Жив ли?" Ох, боже мой! Уходил, переживал. А я словно онемела. Надо было всё не так сделать, не то сказать. Но ведь не молчала. Говорила о том, как его люблю, и буду любить до последнего дыхания. Как была счастлива с ним, несмотря на трудности военной жизни и арест, и никогда не пожалела об этом. Как у меня хватит терпения и сил ждать его и дня Победы. Старалась ободрить, но сейчас, кажется, мало. Надо было найти ещё слова, более нежные и надёжные. Господи, спаси и сохрани его. Здесь в тылу страшно, а там где он, вообще, ужас. А может и нет уже его в живых… Нет, нет, типун мне на язык, только не думать о плохом. Он жив и воюет. Костик создан быть воином и умеет воевать. У него большой опыт. Опять же участвовал во всех серьёзных заварушках и везде выходил победителем. Он умница и знает, как воевать. К тому же ему всегда везло, он любимчик судьбы. Сказал же: "Всё будет хорошо, Люлю!" Значит, так и будет. Непременно разобьёт гадов и из этой битвы он выйдет победителем. Вот, я перевернула страницу памяти, губы слегка дрожали, а глаза блестели. Надо потерпеть, раскисать нельзя, мы прорвёмся… Ада затаилась и всё время настороже. Только делает вид, что спокойна и беспечна. Она безумно любит отца. А он тем же платит ей. На них смешно и счастливо смотреть. Сейчас эта вздорная девчонка почти невеста. А в их отношения с отцом ничего не меняется. По-прежнему переступив порог, он раскидывает руки, а она несётся со всех ног бросаясь на его шею. Всё было столько лет так прекрасно… Костя — лучший муж и отец. Я никогда не пожалела о том миге дарованном судьбой встречи с ним. Кяхта, маленький городишко на пересечении торговых путей. Театр, "Чайка" и голубые глаза Костика. Его долгое и робкое ухаживание. Не скрываю, меня это забавляла и заводило.
Вспомнив сейчас об этих чудных мгновениях, улыбнулась.
— Мам, ты чего? — тут же поймала меня на счастье Ада.
— Ничего. Вспомнила, как мы познакомились с твоим отцом.
— Мам, ты его очень любишь?
— Очень!
— Здорово! У вас, как в романах…,- восторженно смотрит на меня она. — Я тоже его люблю. Он сильный и красивый. Не бойся, таких не убивают. Он непременно победит этого урода Гитлера. Сморчок какой-то. Разве он может устоять против нашего Костика. И мы будем праздновать в Берлине втроём победу. Вот увидишь! Ну разве может быть иначе — ведь мы в него так верим и ждём!
— Непременно, моя умница, — обнимаю её, стараясь проглотить слёзы. — А теперь спи.
— Мам, а как ты думаешь, фашист не попадёт бомбой в мой клён, что я посадила возле Дома офицеров весной? Я сажала его на наше счастье и хочу увидеть после войны.
— Ни за что рыжий пёс в него не попадёт, это точно, можешь даже не волноваться. Окривеет от старания, но не попадёт. Спи.
Сажусь рядом. Она прижалась ко мне, держит одну мою руку в своей холодной ладошке, второй глажу её голову, худенькие плечи. За дорогу мы с ней совсем исхудали. Моя девочка намаялась, всё время с малышами. Может, уснёт. У неё сейчас самый романтический возраст. Разбег огромный: от любви до геройских подвигов на войне. Потом встаю и укрываю, прижавшихся друг к дружке, как кутят, сирот. Мне трудно было смотреть в их голодные глаза и исхудавшие неулыбчивые лица. Что их ждёт? Хоть бы скорее доехать. В вагоне тишина, которую нарушает, только гудок несущегося вперёд поезда. Но никто уже на него не обращает внимания. Гудит, значит едем. Все спят. Дремлет, приткнувшись в уголок, и профессор, а я не могу себя заставить успокоиться и отдохнуть. Мозг всё время работает. С трудом закрываю тяжёлые веки. Перед глазами опять встаёт, как наяву Костя. Из нас получилась очень крепкая пара, которая, я уверена, переживёт не один кризис — потому что друг без друга мы жить просто не сможем.