— Убирайся отсюда! Ты убиваешь моего сына! Убиваешь! Без тебя он хотя бы жил!
Инспектор обнял его крепче, и отец, уткнувшись ему в плечо, затих. Но Ади уже не смел огрызаться — он прекрасно помнил, в каком состоянии оставил Рэя вчера, хотя и был абсолютно уверен, что это лишь спровоцирует его на какие-то действия и выведет из состояния транса, но не более. Ади уже слишком хорошо знал своего возлюбленного, и не стал бы рисковать его психикой, видя, что он не выдерживает нагрузки. Но то что случилось с альфой сейчас, было неожиданно и ужасно одновременно. Омега теперь сомневался, а не переборщил ли он с давлением — поэтому и отвёл глаза в ответ на обвинения, ничего не сказав; а инспектор псыкнул ему и, поймав его взгляд, глазами показал на дальнюю дверь палаты: иди, мол, быстро! И Ади пошёл, — по правде говоря, опасаясь очередной вспышки родителя, причём вполне справедливой; поэтому потихоньку и по стеночке, пока полицейский держал отца в объятьях, пробрался к двери реанимационной и юркнул туда.
В палате пахло лекарствами, пиликали какие-то приборы, но даже они не могли нарушить, а скорее только усугубляли какую-то скорбную, тяжкую тишину, воцарившуюся в реанимации. Ади продвинулся по небольшому коридорчику, заглянул через стёкла в два пустых бокса и только в третьем увидел Жана. Шеф стоял около высокой кровати, окружённой медицинским оборудованием у изголовья, с горечью смотрел на лежащего на ней человека, и, боже мой! — у него текли слезы. Господи! Да неужели всё настолько серьезно? Ади никак не хотел в это верить и сейчас многое бы отдал, только бы убедиться, что именно это! — сон. Это, а не те ночные видения, которые он до сих пор не мог полностью отделить от яви.
Омега протиснулся в бокс, подошёл ближе к кровати, испуганно глядя на своего начальника, но на самом деле он просто очень боялся взглянуть на Рэя. Хотя боковым зрением уже видел его, и сердце начинало больно сжиматься. Жан повернулся, вздрогнул, едва кивнул Ади, а губы его расплылись в нелепой улыбке сквозь слёзы.
— Вот как, видишь, малыш?.. — он всхлипнул, кивнув на Рэя, и вытер лицо платком. — Врач говорит — безнадежно. Нас даже впустили, чтоб… попрощаться. Показатели почти на нуле. Удивительно, что он ещё дышит. Хоть как-то — с приборами, но… всё это бесполезно… — он уткнулся лицом в платок, и плечи его затряслись.
Ади подошёл к нему, обнял, утешающе погладил по спине, а сам слова вымолвить не сумел, тоже боясь разреветься, и, наконец, сделав над собой адское усилие, осмелился взглянуть на любимого. Но лучше бы не смотрел. Рэй лежал как мертвый: бледный до синюшности, похудевший, с запавшими глазами; приборы пытались заставить его дышать, но он, похоже, вообще не хотел жить. Его будто насильно держали, а отпустили бы хоть на мгновенье, и он тут же бы взмыл на небеса. Ади прикрыл рот рукой, глядя на это жуткое зрелище, и почему-то сразу вспомнил ангела из ночного сна. Господи. Господи, если ты и правда ангел, помоги! Пожалуйста, помоги!
— Мальчик мой… — Ади приблизился к Рэю, осторожно взял его безжизненную руку, поднес её к губам. — Милый мой, милый… — слёзы всё-таки потекли по щекам, омега осторожно погладил любимого по ледяному плечу, и стало совсем тяжко. Да ещё Жан всхлипывал сзади, и Ади вдруг стало это бесить. Да что ж такое? Почему они, собственно, его хоронят? Ведь он ещё дышит!
Омега склонился к Рэю, поцеловал в висок, крепко сжимая его руку, коснулся губами ресниц — альфа обожал, когда Ади так делал; потом просунул ладонь ему под голову, но в губы поцеловать не смог — кислородная маска наполовину скрывала лицо, и Ади провёл губами Рэю по лбу. Альфа тоже это любил, и даже сейчас слегка вздрогнул, а прибор вдруг запиликал шустрее. Жан встрепенулся, уставился на показатели, схватился за сердце.
— Боже мой! Боже… — но тут в палату ветром ворвался отец, а услышав изменившийся звук приборов, кинулся к табло.
— Что? Что там?! — он тут же заволновался. — Он дышит. Дышит! — и подлетев к Ади, крепко обхватил его за плечи, а другой рукой вцепился в руку сына, вместе с ней зажав и ладошку омеги. — Ну? Ну же?! Что ты сделал?.. Сделай это ещё!.. — он так крепко стиснул его, что Ади показалось — сейчас треснут кости. И высвободиться было никак — отец, похоже, не соображал, что творил. — Что ты с ним сделал? — родитель задрожал от волнения. — Ну пожалуйста, сделай это ещё! — и нервно поглаживая руку сына, вперился ему в самую душу взглядом, полным надежды. — Ну же! Ну же, сынок… Дыши, дыши! — Он всё крепче прижимал Ади к себе, а заодно и гладил его, даже не замечая этого. Омега в итоге расплакался, тогда отец повернулся, вытер ему слёзы. — А ну, прекрати реветь, — но голос стал уже мягче. — Сядь-ка сюда, — он усадил Ади на стул рядом с кроватью, опять вцепился ему в руку, снова погладил сына. — Мальчик мой, мальчик… Смотри, кто к тебе пришёл… Видишь?.. — и быстро положил другую ладонь омеги Рэю на грудь. — Очнись, слышишь? Ну пожалуйста… — он даже поцеловал руку Ади, опять не отдавая себе в этом отчета, и всё смотрел и смотрел на сына. А тот опять вздрогнул. И прибор заработал ещё веселей. — Ах! — родитель рванул к себе Ади, чмокнул его в макушку, кинулся к Жану.
— Зови врача! Быстро! Ему лучше!
Жан помчался выполнять приказание, и через несколько секунд в палату быстрым, уверенным шагом вошёл пожилой, худощавый бета в белом халате, шапочке, в очках и с по-врачебному серьёзным выражением лица.
— Угу, так-так… — невозмутимо произнес он, подойдя к приборам и оценив их показатели. — Ну что ж, чудесно! Бывает и такое, — он вынул из ящика какое-то лекарство, быстро ввёл его в шприц и впрыснул Рэю что-то в катетер, вставленный в вену, а поколдовав над оборудованием, заключил: — Жить будем. Кризис миновал. Удивительно, но миновал! — он радостно погрозил пальцем куда-то вверх. — Это уже не кома, а очень глубокий сон, и поэтому я прошу всех покинуть палату. Будить пациента ни в кем случае нельзя. Он должен отоспаться как минимум сутки, иначе будут проблемы с психикой. Всё, всё! Прошу всех выйти.
— Но… — отец Рэя никак не хотел с этим мириться. — Я хочу остаться. Или пусть хотя бы он останется, — родитель указал на омегу. — Моему сыну стало лучше рядом с ним. Скажите, с кем договориться? Я заплачу, сколько угодно! Что надо сделать?
Доктор взглянул на него поверх очков умным, профессиональным взглядом.
— Мой дорогой сэр, — снисходительно улыбнулся он. — Никакие деньги не спасут меня от увольнения, если я буду так грубо нарушать инструкции. Ваше присутствие в тюремной больнице и так уже перешло все границы, но я-то привык к причудам нашего инспектора. Пусть. Но уверяю вас, оставаться здесь дольше нужды нет. Состояние пациента нормализуется, я буду лично следить за этим. Не переживайте, голубчик, — он тихонько похлопал отца Рэя по плечу. — Если бы что-то было не так, я бы вас не выпроваживал. Но сейчас я отчётливо вижу — прогноз благоприятный. Подобный случай на моей практике не первый, не волнуйтесь… — и таким же уверенным шагом, как и пришёл, врач двинулся к выходу. — У вас пять минут, — бросил он на ходу и исчез за дверью.
Жан подошёл к отцу, который всё ещё стоял и смотрел — то на Рэя, то на заработавшие приборы, и упрямился.
— Идём, — сын мягко взял его под руку. — Давай, давай. Мы, действительно, уже злоупотребляем добротой нашего друга. У него могут возникнуть проблемы, — и только тогда родитель более менее начал соображать.
— Да, — покивал он. — Но… ты уверен в компетенции врача?
— Абсолютно, — Жан похлопал его по руке. — К тому же наш мальчик в прошлый раз точно так же вышел из комы — вот только что умирал и вдруг раз! — и ожил. Хотя тоже надежды не было, ты ведь помнишь?
— Да, — отец снова рассеянно покивал и поглядел на Ади. — Но я хотел, чтобы он остался…
— Никак нельзя, — Жан постарался скрыть улыбку и взглянул на омегу, уже давно привыкший к быстрым сменам настроений родителя. Он потихоньку потащил его к выходу. — Пусть Ади просто побудет с ним ещё какое-то время, а мы подождем в коридоре.
— Но… Ладно, — отец напоследок подошёл к сыну, склонился над ним, поцеловал его в лоб, поправил ему одеяло. — Держись, мой мальчик. Слышишь? Держись… — и приложился губами к его руке. Лицо его при этом стало таким мягким и трогательно взволнованным, что Ади глазам не поверил. Вот сейчас они с Рэем были очень похожи — просто один в один, ну разве что отец был помужественней и у него не было таких уж огромных ресниц, как у сына. А родитель тем временем ещё раз пожал руку сына, снова приложил её к своим губам и, наконец, оставил его и вышел, даже не взглянув на омегу. Ади только вздохнул, но, кажется, и он уже тоже начинал привыкать к причудам этого взбалмошного существа.