Кроны деревьев нависают сверху, делая начало вечера темнее. Костер трещит, я смотрю на огонь, на время забывая о том, что происходит со мной. Просто погружаюсь в эту стихию, наслаждаясь видом, звуком, запахом. В какой-то момент кидаю взгляд на Мира и вижу, как он морщится, глядя на огонь. Между бровей складка, явно чем-то недоволен.
— Что-то не так? — спрашиваю его.
— Надо сделать перевязку. Надеюсь, за завтрашний день рана затянется полностью.
— Давай я помогу, скоро стемнеет, будет неудобно.
Рыбу приходит ненадолго отложить, мы перемещаемся к куче одежды, которую Мир принес сверху, вместе рвем ее на бинты. Он стягивает рубашку, я насыпаю на тряпку лекарство и поворачиваюсь как раз в тот момент, когда Мир стягивает тельник.
Мы сидим рядом, и те несколько мгновений, пока лицо оборотня спрятано за одеждой, скольжу взглядом по его телу. В пальцах отчего-то начинает зудеть, мне хочется коснуться его, провести рукой по твердому прессу.
Я никогда не видела полуобнаженного мужчину так близко. Тем более такого: его тело совершенно. Сглотнув, поднимаю взгляд и встречаюсь с пронзительным взглядом карих глаз. Он же не видел, что я его рассматривала? Я ведь фригидная, это значит, что не только меня не замечают, но и я сама ничего не испытываю.
— Рана заживает хорошо, — бормочу, отводя взгляд.
Сердце в груди бьется подозрительно быстро, а во рту пересыхает. Зачем-то еще подсыпаю лекарство, пытаясь унять нервическое состояние внутри. Аккуратно накладываю ткань на рану, Мир тянет носом воздух, едва заметно морщась.
— Больно? — спрашиваю зачем-то, глядя на него.
Его лицо слишком близко, я судорожно выдыхаю, опуская взгляд на губы Мира, а потом облизываю свои. Он вздергивает бровь, а потом наклоняется ближе к моему лицу.
Я теряюсь. По-идиотски так. Расширяю глаза, приоткрываю рот, словно всерьез рассчитываю, что он меня поцелует. Сердце стучит уже так сильно, что оглушает. Как так, почему со мной такое происходит? Почему я хочу, чтобы он меня поцеловал?
Почему мой взгляд притягивается к его телу, как магнитом? Я ведь училась на курсе с парнями, и они были хороши собой, у них тоже были крепкие подкачанные тела, но ни один, после того, как я достигла восемнадцатилетия, не привлек меня. Даже в голову не приходило взглянуть иначе.
А от одной мысли, что этот невыносимый оборотень поцелует меня, губы покалывает, а все тело напрягается до предела.
— Ты чего зависла, фригидная? — интересуется мне в губы Мир, и звук его голоса возвращает меня в реальность. Я отшатываюсь, чуть не падая, растерянно моргаю, оборотень криво усмехается. — Знаешь, не будь ты с дефектом, я бы решил, что ты предавалась грешным мыслям. Но тебе ведь это недоступно, да?
— Да, — бросаю коротко и начинаю бинтовать рану.
Дура, дура, дура. Да что со мной вообще? Может, это последствия удара головой, раз я только что всерьез рассматривала возможность поцелуя с мерзким оборотнем? И даже хотела этого. Когда я поцеловала Мэта, то не почувствовала ничего. А тут даже поцелуя не было, а у меня до сих пор руки дрожат.
— В любом случае, такой, как ты, меня вряд ли заинтересовал бы, — я говорю это для поддержания своего духа. То, что происходит со мной — слишком непривычно, а потому пугает. Мир хмыкает.
— Потому что я оборотень?
— В точку.
— Не переживай, я запомнил твой ужасающий монолог об отсутствии человечности, и все в таком духе. Оборотни такие мерзкие существа, что дел с ними лучше не иметь. Прямо полностью согласен.
Я молчу, отлично понимая, что он надо мной издевается.
Закончив, возвращаюсь к рыбе и костру. Просто не буду больше с ним говорить. Все равно наши разговоры сводятся к тому, что он меня оскорбляет. Мне уже лучше, за ночь я полностью приду в себя и уйду.
Приняв решение, я успокаиваюсь, мы мирно ужинаем, за это время темнеет и холодает. Я зябко ежусь, обхватывая себя за плечи, и сажусь ближе к костру.
— Когда идет бой, не замечаешь холода, да? — спрашивает Мир, я поворачиваюсь к нему, он строгает ножом палку, сидя в стороне от костра.
— Тебе тоже холодно?
— Нет. Я иначе ощущаю температуру.
Я киваю, снова смотрю на костер, подкладываю в него оставшиеся ветки, чтобы он горел подольше. До носа доползает горький запах дыма, Мир курит.
— Я поднимусь наверх ненадолго, — говорит мне, я только киваю, не оборачиваясь. Что он будет делать? Искать добычу? Обернется волком? Сбежит?
Мир возвращается минут через десять, накидывает мне на плечи рубашку, по всей видимости, снятую с одного из наших солдат. Я беру ее со смешанными чувствами. С одной стороны, испытываю благодарность к Миру, с другой… брезгливость, что ли.