— Брат-капитан, — произнёс по воксу Антон. Он мог видеть каждый шаг в следующие мгновения и то, чем будет конечный результат. Если бы он смог предупредить Аттика, то возможно эти мгновения не станут тщетными. Но в сети слышались лишь помехи. Он едва мог разобрать сообщения остальных воинов отделения.
— Брат Гальба, — сказал Кхи’дем. — Прости меня. Я был неправ.
— Мы все были неправы, — зарычал Антон. Но если это конец, то я встречу его достойно десятого легиона. Он перехватил цепной меч. Клинок рычал, Гальба готовился к двуручному удару. На краю сузившегося поля зрения сержант видел, как следом за ним бегут его братья. Он слышал рычание выходящий на позиции «Поборников». Откуда-то сверху доносился гневный рык «Громовых ястребов». Железные Руки приближались к чудовищу, и машины изгонят эту нелепость из мира рассудка. Таков был обет Гальбы.
Это не было его надеждой. Антон больше не надеялся ни на что.
Демон был всего лишь в двух шагах, Гальба стоял на острие атаки. Искажениям не остановить его, слишком малы были трещины в реальности. Антон был неудержимым джаггернаутом, огромной массой, направляемой праведным возмездием. Он не был плотью. Он был самой силой.
Мадаил ударил первым. Демон взмахнул своим трезубцем, а Гальба, чьё зрение распадалось, не увидел всей чудовищной длины его размаха. Оружие сверкнуло тьмой и пробило доспехи Гальбы, расколов чёрный панцирь, укреплённые рёбра и пробив сердца. Внезапную боль и шок заслонило нечто худшее: чувство смертельного ускользания. Тело больше не подчинялось его воле. Конечности обмякли. Цепной меч выпал из бесполезных пальцев. Хохоча, Мадаил бросил легионера прочь. По экрану шлема Гальбы каскадом пронеслись красные руны критических повреждений, а затем всё потемнело.
Тьма расползлась из раны, сжимаясь вокруг тела, словно кулак. Она была холодной. Она была сильной. Сильнее его.
Всё-таки он был плотью.
Каншелл видел, как Мадаил высоко поднял пронзённого Гальбу, видел, что движения борющегося космодесантника замедлялись, пока он не замер. Демон не медлил. Он двигался со скоростью и грацией. Он казался танцором, наконец-то совершающим своё великое представление на сцене. Убивая одной рукой сержанта, другой демон сделал стремительное движение, когтями открывая рваные раны в ткани бытия, а затем сжал кулак, стягивая реальность в тугой узел. Остальные воины отделения Железных Рук приближались к бесу, и казалось, что они мчались тем быстрее, чем сильнее тот сжимал пальцы. Они обрушили на него град ударов, и чудовище пошатнулось, его руки задрожали от напряжения, но слепая голова рассмеялась, а многочисленные глаза посмотрели на легионеров с холодным понимающим безразличием. Движения Железных Рук были странными — резкими, дёргаными, будто целые мгновения исчезали, или же воины словно двигались через сдавленную в складки вселенную.
Мадаил разжал кулак, выпустив реальность.
Материум резко вернулся. Ударная волна, поднятая изуродованными законами физики, разошлась вокруг демона на десятки метров. Космодесантники находились в складках, и теперь, когда мир выпрямился, оказались одновременно в нескольких местах, и невозможность этого разорвала их на части, словно колючая проволока. В воздухе повис кровавый туман. Легионеры упали, разрубленные на части, словно стволы на поленья.
Каншелл хотел закрыть глаза. Хотел больше не видеть смерть полубогов. За ними явился ночной охотник Пифоса, и его появление стало ужасней всех мрачных обещаний. Впереди серва не ждало ничего, кроме исполнения самых страшных кошмаров.
Но он не закрыл глаза. Он видел, как погибли космодесантники, и знал, что если сдастся отчаянию, то обесчестит легион, которому верно служил. Йерун видел, как его собратья-сервы стреляют в культистов, и знал, что ему следует делать. Гибель, ждущая его и любого другого смертного в мгновение, когда на них обратится взор Мадаила, не освобождала его от долга.
И у него была вера. Каншелл верил сильнее, чем когда-либо, ведь перед ним было доказательство существования божественных сил. Если порождения тьмы могут идти в обличьях из плоти и костей, то как он мог сомневаться в божественности Императора и свете Его? Каншелл потерял свою копию «Лектицио Дивинатус», но он больше не нуждался в ней. Он принёс свою клятву. Йерун был дважды связан долгом. Он увидел пример и последует за ним.