— … всё то, что было завещано предками могущественного рода магов, навсегда проклятым самим Дьяволом, — она дошла до последних строчек, которые ей оказались понятны, в отличие от всего остального текста. — Я принимаю силу, накопленную годами, веками и тысячелетиями, вверенную тому, кто окажется достойным её. Я клянусь следовать пути, предначертанному мне, наследнику этой силы, клянусь исполнить то, что написано мне судьбой и завещано предками моими, клянусь нести это бремя до конца своих дней, пока сердце моё не будет мертво, пока дыхание ещё не прекратилось. Я клянусь разумно и справедливо распоряжаться наследством, завещанным мне моими предками, быть достойной права носить имя правой руки Дьявола и не подводить его ни при каких обстоятельствах.
— Доверяю и принимаю! — гулко и громко произнесло существо, разнеся повсюду эхо своего голоса, после чего мгновенно превратилось в нечто прозрачное и скрылось в теле девушки.
Всё вокруг дребезжало и тряслось от вибрации, оставшейся от слов Дьявола, а Амали после этого рухнула без сознания.
Неизвестно, сколько прошло времени, но, когда девушка открыла глаза, было тихо и темно. Ни духов, ни ветра, ни огня факелов и свечей, ни света луны, – ничего. Лишь далекие сотни и тысячи звезд, смотрящих вниз сквозь прозрачный потолок. Всё вокруг было таким же, только… статуи в фонтане больше не было и тёмно-красной жидкости, которой он был заполнен. Амали чувствовала ужасную усталость, ломоту во всём теле и страшный озноб, руки и ноги тряслись то ли от напряжения, то ли от слабости, но на коже нигде не было ни единой царапинки или капельки крови, которая какое-то время назад вытекала из её потрескавшихся вен. Около неё на полу лежала раскрытая на последней странице золотая книга, но… её страницы были пусты. Девушка схватила её и напряжённо и нервно пролистала, но так и не нашла ни единой капли чернил, ни одной буковки или символа, словно стёрли или подменили. Она вскочила на ноги и пробежалась по залу, надеясь что-то или кого-то найти, но она здесь оказалась совершенно одна. Не желая оставаться в этом месте ни секундой дольше, Амали поторопилась вернуться.
За дверьми не было стражей, где они обычно стояли, везде темно, хоть глаз выколи. Девушка шла на ощупь, даже не догадавшись создать огонь самой. Лестница оказалась скользкой от мокрого мха, которым заросли ступени. Такое чувство, будто здесь действительно сотни лет никто не ходил. С трудом добравшись до двери, Амали не сразу смогла её открыть, насколько она заржавела и заросла снаружи кустами, покрытыми тяжёлым весенним снегом. Оказавшись, наконец-то, снаружи, Амали не поверила своим глазам: деревья в лесу росли гуще и чаще, а обернувшись, не обнаружила никакой постройки! Ни следа от храма и его барьера, словно здесь ничего подобного никогда и не было. А на месте, где девушка его помнила, росли высокие деревья.
Отшатнувшись от шока на пару шагов назад, Амали захотела поскорее отсюда убежать, надеясь, что это всего лишь дурной сон. Обратившись в медоеда, она вновь не поверила своим ощущениям: зверь стал ещё крупнее, а шкура перестала быть полностью огненной; теперь она стала почти вся чёрной, как смоль, лишь на концах оставшись прежней. Это обращение было словно одежда на вырост, велика изнутри по ощущениям, будто форма обращения изменилась на что-то незнакомое и неуютное.
Вернувшись, наконец, в свою комнату, вроде бы незамеченной, Амали обнаружила у двери записку. Это был почерк Шарьяны.
«Когда ты пропала, мы не знали, что делать, и что говорить. И говорить ли… Но мы решили тебя прикрыть. По легенде, ты сильно заболела и выходишь в столовую только поесть. Весь пропущенный материал мы тебе передаём вечером. Это очень сложно, поверь. Надеемся, что ты очень скоро «поправишься». О тебе не было вестей уже больше двух дней…»
Ш.Т.»
Глава 23. Решение
С запиской в руках и пустым взглядом Амали просидела несколько часов у камина, глядя на огонь. Его треск успокаивал, тепло согревало, свет не давал почувствовать себя в одиночестве и темноте, к тому же расслаблял глаза, уставшие от чтения. По всему телу девушка ощущала пульсирующую по венам и артериям всё ещё раскалённую кровь, через толстый потолок она чётко слышала сверху чьё-то сладкое сопение во сне, а под собой журчание подземных вод. Она слышала больше, чем всегда, видела больше, чем обычно, чувствовала и ощущала больше, чем должна, и всё ей казалось нормальным и диким одновременно. Пока её голову заполняли раздумья, тепло камина избавляло от озноба. Девушка смотрела на раскалённые угли и чувствовала себя с ними одним целым: разгорячённая докрасна, опасная, если коснуться, перегоревшая своёё лучшее состояние, яркая, но угасающая, горячая, но остывающая, способная разжечь, но без причины лишь тлеющая, согревающая и обжигающая. Дай повод, и она готова вновь разгореться желанием и железной волей к жизни, а добавь воды, и весь жар с шипением утихнет, больше не давая о себе знать. Сейчас Амали хотелось сдаться, провалиться, исчезнуть, проиграть, да, что угодно!.. Но… Было слишком поздно. Она даже не могла сопротивляться, чтобы остановить или прервать тот ритуал, а ведь по всем правилам и законам, именно она теперь стала главной во всём своём роду, именно она завладела наследством, желанного многими поколениями до себя, именно она стала той, кем хотела быть в самую последнюю очередь. А за это боролись много поколений подряд, от чего сейчас Амали хотела бы отказаться…