— Ингрид. Ты плачешь?
— Нет. Все хорошо, — глухо, в нос ответила она.
— Что с тобой, родная? Посмотри на меня.
Но Ингрид не хотела смотреть, не хотела поворачиваться и разговаривать с ним. Лишь повозилась, прижавшись плотнее. Бэрр осторожно касался губами затылка и узких плеч…
— Почему ты не подходил ко мне? — всхлипнула Ингрид. — Почему?
— Не знаю, родная… Я же понял, что люблю тебя, еще в тюрьме. И понял, что хочу быть рядом. Но кем? Кем ты стала бы рядом со мной? Женой цепного пса? Я пришел вольным человеком. Прости, что заставил так долго ждать…
Дневной свет пробивался сквозь прикрытые ставни в спальню. Шума ливня больше не было слышно — стало тихо, как в первый день творения. Бэрр расцепил руки, обнимавшие Ингрид так сильно, что они затекли. Опустил одну и попробовал нащупать одежду возле кровати. Вытянул, что попалось, присел и понял, что безуспешно пытается просунуть ноги в рукава рубашки. Припомнил сквозь зубы всех кривоухих разом. Стараясь не потревожить заснувшую Ингрид, надел нашедшиеся штаны и встал приоткрыть окно. Обычно дождь, однажды начавшись, длился неделями, но теперь — прекратился. С крыши, умиротворяюще журча, стекала вода. Она создавала ажурную завесу между комнатой Ингрид и прочим миром. Бэрр знал, почему теперь именно комнатой и именно на первом этаже — строительные перемены и настроения айсморцев не прошли бесследно для своевольной хозяйки дома, и она, требуя двойной платы, вынудила свою постоялицу переселиться этажом ниже. Он злился, но не посмел вмешаться. А сейчас и подавно смысла не было.
Косматые тучи, согнанные колючим ветром, не собирались расходиться. Однако небо всех оттенков серого, видимое в просвете между домами — обычное пасмурное небо Айсмора — неожиданно ожило, наполняясь цветом. Веселая радуга вынырнула из Темного озера и уперлась рогом в грозовую тучу. На черноте облаков широкая полоса казалась осязаемой настолько, что хотелось пробежаться по ней.
Бэрр засмотрелся на переливы света и не заметил, как Ингрид неслышно подошла и обняла двумя руками со спины.
— Никогда не видел радугу в Айсморе, — удивленно сказал Бэрр, больше для себя, чем для Ингрид.
— Иногда бывает, — приглушенно ответила та; голос был ласковый и золотистый, и в груди опять потеплело. — Ты просто…
— Не замечал?
— Прости, — смутилась Ингрид, а потом рассмеялась: — Я не это хотела сказать. Я бы… вышла ненадолго, за едой? Ты, верно, голоден, — и потерлась очаровательным носиком между его лопаток. Впрочем, очаровательно у нее было все, и отпускать ее дальше, чем на расстояние вытянутой руки, Бэрру не хотелось совершенно. Как и думать о будущем. Больше всего хотелось опять завалиться в постель, любоваться своим сокровищем.
— Не хочу, чтобы ты уходила. А насчет поесть…
Бэрр свистнул, и паренек, бегущий по деревянной мостовой и шлепающий по самым крупным лужам, остановился и обернулся на резкий звук.
— Найдешь, где достать еды?
Тот кивнул, цапнул брошенную монетку с напутствием «хлеба, вина и сыра», продолжая с интересом и без особого страха рассматривать в чужом окне полураздетого сонного Бэрра — грозу Айсмора, цепного пса винира, того, про кого уже была пущена новая сплетня, что он вынес дверь ратуши не то топором, не то ногой, не то глянул на нее — она сама и отвалилась.
— Столько же получишь, когда принесешь.
— А… что вы тут делаете? — не выдержал любопытный паренек.
— Живу я тут, — ухмыльнулся Бэрр, упершись в створ.
— А-а… — с пониманием и некоторым ехидством протянул мальчишка, и Бэрр не удержался:
— Что — я не могу жить у своей жены?
Он выудил из-за спины и прижал к себе покрасневшую и сопротивляющуюся Ингрид.
— Бэрр женился⁈ — хихикнул пацан и топнул ногой, взметнув кучу брызг. — То-то дождь перестал!
Насмотревшись, как паренек множеством жестов и гримас высказал свое одобрение и заодно предвкушение того, что этим дивным днем он, обладатель исключительного знания, продаст его с невероятной для себя выгодой, Бэрр рявкнул: «Беги живей!» И пожалел, что не дотянется с подзатыльником.
Пацан убежал, восторженно подпрыгивая. Ингрид с упреком и смущением начала:
— Любовь моя, ну зачем ты…
— Затем! Одному свидетелю мы уже показались. Домохозяйка не считается — сама отказалась. Надо будет найти еще, двух, но позже, родная.
— Может, Гаррика и Гутлафа? — спросила Ингрид и зарделась от собственной смелости.
— Гутлафа? — не слишком довольно переспросил Бэрр.