Один из молодцов, всегда чуть более успевающий, уловил момент, когда хозяйка, окончательно задохнувшись от злости, резко развернулась и прошагала к выходу. Он успел открыть перед ней дверь с тихими словами:
— Извольте, госпожа Камилла.
После чего, смерив хитрым взглядом приятеля, вышел за ней. Следом тяжело протопал второй.
Архивариус осталась в архиве одна.
* * *
Ингрид еще раз потянулась снять с шеи непривычную косынку, но вдруг замерла и, слушая удаляющийся звук шагов ее недавних посетителей, медленно опустилась на стул.
Камилла… Ну конечно же!
Значит, перед ней стояла, резала взглядом и плевалась ненавистью та самая Камилла, про которую в народе говорили… Ингрид точно не помнила, что именно — она всегда плохо запоминала бранные слова и сплетни — но однозначно что-то, связанное с Бэрром. Будто бы ей, Камилле, нравилось то чувство отчуждения, которое дает народная молва за счет одного только имени Бэрра, за счет славы и страха перед первым помощником винира — ей нравилось отстраняться ото всех и быть выше прочих.
А нынче, выходит, эта самая Камилла посетила архив, но не смогла сказать зачем. Так может, и незачем было? Что ее могло интересовать в бумаге и пыли, кроме… кроме самого архивариуса. Но почему она пришла смотреть на нее, да еще в такой ярости, словно теряла что-то?
Нет, конечно же, нет, все слишком просто, не надо усложнять и думать за других. Камилла высокая, красивая, знает себе цену, словно уже ее называла. Нет, опять неправильная мысль. Жемчуг на груди нитками, в пять рядов. Формы, выдающиеся во всех отношениях.
Архивариус подняла с пола брошенную Камиллой книгу, закрыла и дунула на обложку, прогоняя пылинки и печаль.
Посмотреть, значит, приходила… Посмеяться.
Ингрид, погладив старую кожу, отложила на стол толстый том. Поставила мысленно рядом рослую Камиллу и плечистого Бэрра в неизменном черном плаще. Красивые люди и смотрятся вместе красиво, а она… Маленькая, худая, вон, косточки на запястьях торчат. И волосы дикого цвета, ни у кого такого нет.
Когда снова раздался стук в дверь, единственное, о чем успела подумать Ингрид — сколько же еще любопытствующих будет сегодня? Оказалось, немало. Горожанам в этот день срочно что-то требовалось в стенах архива. Один приходил за справкой о владении домом, будто не знал, что сам ему хозяин; другие просили чернил, хотя Ингрид не помнила, чтобы две кухарки и один конюх когда-нибудь что-нибудь писали. Каждый рассматривал её пристально, с интересом, как диковинную зверушку на ярмарке или дорогой приз, по недогляду оставшийся без хозяина. Даже на Гаррика Ингрид неожиданно сорвалась, но ватрушку все же взяла, не выдержав грустного взгляда своего охранника.
К вечеру архивариус совершенно вымоталась от второй бессонной ночи, от чужого внимания, от липкого разговора с виниром, от визита Камиллы, неважно чьей жены и любовницы, от общения с горожанами, которые грамоты-то не знают, а чернил просят, хоть и не место тут для подачи чернил.
Ингрид поежилась, вглядываясь в колючую темень за окном, но тут появился довольный Гаррик, а ведь она и подзабыла о своей охране.
Глава 5
Пристань неушедших кораблей, или Я делаю это лучше
Усталый август к осени бредет
По волнам из дождей, штормов и града,
Визгливой флейтой жизнь сыграет «Надо»,
Сольется небо стылым медом с сот…
Земля пьяна беспечностью полей,
Что отдали себя людскому плугу,
Она идет по замкнутому кругу
Из года в год, все чаще, все быстрей.
Мой день печален, ночь, увы, горька,
И звездопад не скажет, в самом деле,
Как мы с тобой проститься не сумели,
Как холодна прощальная рука.
В постели категорически не спалось. На полу, куда Бэрр скатился не глядя, тоже. То слишком мягко, то слишком жестко, то стянет ногу, то заноет спина. Час до смены патрулей, всего час, а сна ни в одном глазу.
Спать хотелось безумно, и заснуть было невозможно.
Впотьмах повел рукой, но нащупал только пустую кружку: воды опять ни капли, и зачем только платить за водопровод! Поесть бы, да в кладовке пусто. Нет, надо все же держать в доме хоть какую-то еду… а еще на потолке скоро протрется дырка от его бессонных взглядов.
Попробовал закрыться подушкой. Не помогло.
Тишина звенела, лицемерно притворяясь неслышимой.
Проворочавшись еще немного, Бэрр встал и принялся бродить бесцельно по пустому дому… Решил заглянуть в комнату брата, где по-прежнему царил полнейший беспорядок, именовавшийся творческим, прихлопнул все время открывающуюся дверь. Постоял в проеме строгого кабинета отца. Со вздохом шагнув обратно, тронул струны лютни: не своей, Альберта, так и лежащей в гостиной с его отъезда. Свою Бэрр не расчехлял уже очень давно.