Отдал мешок с бумагами одному из стражников и коротким жестом велел всем убираться.
— Тина канальная, — ругался он, шагая по длинной галерее, скрывающей его от заморосившего серого дождя. — Люди все озеро выловили, чтобы хоть как-то прокормиться. Любая плотва одета теплее наших рыбаков, а эти… Со своих же!
Он распахнул дверь, но прежде, чем заглянуть в нее, повернулся в сторону досмотрового причала и рявкнул в сердцах:
— Да чтобы у тебя, жулье чешуйчатое, буря в ведре под кроватью случилась, и ты там утонул!
Потом обвел взглядом четырех рядовых работников таможни, попрятавшихся при его появлении кто за стеллаж, кто за стол, кто за перо.
— Ну что, парни! Кто тут из вас умеет писать, считать и печати ставить? Двое — на досмотр лодок! Быстро! Скажете, что случилось с теми, кто держал наготове карман вместо разрешения на ловлю!
Провожая до причала двоих, вызвавшихся на временную замену, Бэрр еще не знал, что из его восклицания на пороге таможни эти напуганные писари выловили далеко не все, и уже через несколько часов осторожными шажками пошел новый слушок. В нем удивительным образом встретились слова «Да чтоб тебя», «буря» и «ты бы утонул». Слушок полз медленно, обрастая новыми словами, но двигался по городским умам не менее упорно и неостановимо, чем гниль по старым сваям Нижнего Озерного…
Разозлившись на таможне и сорвав эту злость на этой же таможне, Бэрр отправился следом за конвоем и вскоре предстал перед виниром с докладом.
И теперь стоял навытяжку и привычно смотрел, как ядовитое дерево сидит в горшке и молча на него пялится. Затем Бэрр отвечал на вопросы о стоимости ущерба, понесенного Айсмором и лично его главой, выслушивал речи о том, как второе лицо допустило подобное, что этому второму лицу ничего нельзя доверить и все приходится делать самому — хотя что тут пришлось делать виниру, Бэрр так и не понял. Но поскольку начальство ходило туда-сюда, погруженное в задумчивость, и бормотало в очередной раз уже о своем терпении, которое надобно увековечить, то Бэрр решил не вникать в ворчливые излияния.
Хотя мог бы ответить, что скупой платит дважды и что нельзя на столь ответственных должностях назначать жалование столь мизерное, да еще снимать начальника таможни каждый год безо всяких пояснений. Вот и воруют, пока могут.
Наконец его отпустили, не преминув заметить, сколько бесценного винирова времени он потратил впустую.
Остаток дня Бэрр прошатался за безухим корсаром, имени которого ему так и не довелось узнать. Тот, кого винир именовал не иначе, как «наш гость», сам представляться не торопился.
«Наш гость» во время прогулок по городу не вылезал из Нижнего Озерного. Он то принимался бродить по узким мосткам и кривым улочкам словно бы бесцельно, то доставал потрепанный блокнот, сверяя какие-то свои наблюдения с какими-то своими же записями. Бэрру было любопытно первые несколько часов. Но спрашивать, что именно гость разыскивает, если разыскивает, он не стал и продолжал молча следовать тенью.
На коротком широком мосту, у которого давно пора было заменить перила, безухий корсар задержался надолго, переводя взгляд с канала на мятый лист бумаги и обратно.
Бэрр, потерявший интерес к гостю, краем уха услышал обрывок разговора двух престарелых горожанок, которые сидели под навесом в конце моста и окидывали въедливым взглядом прохожих.
— Волнительно мне, слышала я сегодня… Говорят, скоро конец придет Айсмору. Не от жадности, так от старой тьмы погибнет. Мол, возвращается она. И приметы все, как еще наши бабки помнили — от них не скроешься.
— И ты слышала? Про тьму и про Темных?
— Да. Темные Люди просто так не появляются. А вчера видели одного. Вот как есть был!
— Прям Темный⁈
— Сосед мой, который слева живет… его сын в страже нашей служит. Видели вчера ночью одного такого — огромного, черного, как нутро твоего сома. На Главной пристани.
— Кто его пустил, да как днем не замечают? Прячется от солнца?
— А то ты не знаешь, что эти коварные умеют жить среди порядочных людей так, чтобы на них и не подумал никто, будто они Темные. Это раньше таких сразу по лицу и рукам было можно узнать, а нынче возникнут — и не догадаешься. Да только раз повылезли отродья, видать, горе большое будет.
— Приметы — это дело верное… Но я и без примет беду сердцем чуяла. Вот не зря мне вчера снился рак без хвоста. Ох, на меня этот дурной сон Темный Человек и наслал с пристани. Теперь точно не будет ни счастья, ни покоя.
— Да какое счастье! Забудь, у всех туман на жизнь опустится.
— А у кого еще?
— Мне соседка жаловалась, что у нее поясницу в последнее время ломит.