…Стемнело, откуда ни возьмись, налетел ветер. Потянул щупальца холод: промозглый, пронизывающий, мертвящий. Застарелая боль пронзила спину, сжала грудь. Зажурчала вода, стекая по резко приблизившимся стенам, что вот-вот грозили сомкнуться. Прелые листья вперемешку со стылыми каплями падали на плечи, поглощаясь темная жижа чавкала под ногами и засасывала все сильнее…
Жуткое видение, словно разбуженное виниром, заставило Бэрра попробовать убедить себя, что все это просто недостаток отдыха и перебор выпитого. Он медленно выдохнул — не помогло. В висках стучало, запах влажной земли сжимал горло ужасом старой земляной ловушки, куда Бэрр грохнулся ребенком, расцарапал спину о колья и просидел несколько дней вместе с непонятно как попавшим в эту же яму раком.
Волк хоть лапу может отгрызть, но вырваться из капкана. Трудно забыть о том, о чем прекрасно знаешь сам; о чем тебя не преминут попрекнуть при каждом удобном случае, требуя повиновения и безмерной благодарности. Спасенный от разорения отец, вылеченный от лихорадки брат…
— Я всегда буду п-п-помнить, что вы сделали для моей семьи. Как и то, сколь многим я вам обязан, — еще медленнее заговорил Бэрр. — Благодарю вас, милорд, за вашу неизменную заботу. Вы слишком добры ко мне — как и ко всем в этом городе — и знаете, что для нас лучше. Но близких у меня не осталось, а мне самому ничего не нужно.
Винир уставился на него, выискивая насмешку меж слов, как дотошная белка — семечки из-под сомкнутых чешуек чересчур упрямой шишки. Но Бэрр старательно держал на лице выражение глубокого почтения.
— Милорд, с вашего позволения. Наводнение грозит…
В ответ винир отвернулся, подняв руку и пошевелив пальцами в призыве к молчанию.
— Как ты не можешь понять, мой мальчик… Твой великий шторм или будет, или нет, бабка под мостом не пробухтела. А огласить ненастье — лишь призвать его, не на воду, так в умы. Что вызовет панику. Человеки — рыба безмозглая. Она покрыта то-оненькой коркой человечности и порядочности, которая вмиг слетает от усталости, страха или иных причин. Хлопни багром по воде, скажи одному: «Беда! Спасайся!» — метнутся всем косяком. А куда — один Создатель знает. Может, прямиком в сети. И снесут любого, кто встанет на их пути.
— Но, господин винир, разрешите хотя бы…
— Пошел вон!
Бросив сквозь зубы любимую фразу, глава города занялся листиками своего дружка, протирая их особой салфеточкой и давая понять, что разговор о тех, кто, по его мнению, не нуждается в заботе, окончен.
Глава 11
Затишье, или Платье и ножи
Больше добра для доброго бога!
Зло сотворят без вас.
Глупое знамя, знаю, убого,
Пара забытых фраз!
Через осколки чести и долга
Легче попасть во власть,
Козырей много есть у подонков,
Только добро у нас.
Дайте же, дайте добра на донце!
Что я тебя учу…
Если не можешь зажечь ты солнце —
То подари свечу.
Винир проводил нетерпеливым взглядом спину надоевшего помощника и, когда тот наконец захлопнул за собой двери — небрежно, с противным громким стуком — позволил себе неширокую, но все-таки улыбку. Оставил и без того чистые листики в покое, поморщился от очередной песенки Риддака, влетавшей в окна, напомнил себе прогнать нищего окончательно. Настроение улучшалось с каждым вдохом.
Пребывать в хорошем настроении винир старался без свидетелей. Но не поделиться с тем, кому доверял всецело, он тоже не мог.
— Ну, хвала Воде и Небу! Сдвинулось… Одного через пару дней не будет, второй тоже упрямиться не станет, а дома разобрать да продать на дрова — дело меньше недели. Так что уже скоро, скоро. Не только я в мыслях, но и ты, мой друг, воочию узришь это прекрасное место… Расчищенное, потом снова занятое, но уже тем, для чего предназначен центр любого города… Да, ты увидишь эти перемены, когда я навеки замру над Айсмором. Увидишь, мой золотой, не сомневайся. Я покажу тебе все. Но сейчас подожди. Подожди немного. Пока эти жуткие дома стоят там, где должен стоять я.
И потому, прежде чем приступить к рассказу, как же чудесно у него на душе и почему, винир с должным тщанием протер свежей водичкой все до единого листики своего любимца.
— Я не показывал тебе рисунки? Некоторые из них ужасны! И совершенно, — со-вер-шен-но! — недостойны. Но парочка мне понравилась необычайно. Но пока все только на бумаге… Я передвину тебя поближе к середине окна, и будем любоваться вместе.
Винир затуманенным взором осмотрел нынешний город, представляя совсем другие картины, наткнулся на отвратительного нищего, рассевшегося перед ратушей, брезгливо скривился и продолжил: