— Это посадить человека легко, — доложил он дереву. — А вот выпустить…
Секретарь, изгибаясь дважды, принес записку от Шона с красной ленточкой. У стен тюрьмы появились первые ожидающие — выйдет Мясник или нет. Многие злы и вооружены.
— Выпустить сейчас… так шага не сделает, на багры поднимут, — пробормотал винир, остановившись возле тумбы с деревом. — А нам ведь не нужен мертвый Бэрр, правда, мой друг? Он ничего не стоит.
Дерево задрожало, и винир испытал странное чувство ревности. Словно к Бэрру его мандаринка относилась лучше, чем к нему самому!
Винир вызвал к себе пару прилипал на его личном содержании.
Прилипалы вернулись, успев разузнать все до того, как он велел подать себе обед. Новости изрядно испортили аппетит, не дав насладиться щукой, фаршированной трюфелями, — в Айсморе волнительно, но это не стихия.
Через этих же, столь проворных, винир пустил слушок: высокое начальство помощнику доверяет и до суда оставит на свободе.
Солнце не успело коснуться кромки черного леса, а Айсмор уже ответил виниру.
Площадь ратуши запрудили горожане. Богатые кафтаны и полушубки обитателей Верхнего Айсмора виднелись среди серых унылых одеяний вечно потрепанных жителей Нижнего Озерного. У тюрьмы стояли люди тоже не с одного края.
Одни яростно отстаивали Бэрра как единственного защитника, который спас жителей Северного квартала. Другие не менее яростно припоминали все его деяния и доказывали, что более мрачного и неприятного типа не было на этом свете; что, да, он не побоялся стихии, потому как он и призвал ее! Крики о суде прерывались требованиями защитить того, кто защитил их.
Айсмор, разделенный широким каналом, теперь раскололся еще раз, но не по доходу или положению, а по отношению к одному-единственному человеку.
Винир запереживал: как это его помощник из тюрьмы влияет на умы больше, чем он сам, находясь в ратуше!
Отпусти он Бэрра на волю — и люди, приписывавшие первому помощнику насланное проклятие, убьют его и довольно быстро. О суде, о котором сами же кричат, и речи не пойдет. Оставить в тюрьме? Но без помощника придется нелегко. Винир знал немного способов успокоить разъяренную толпу, а для самых действенных нужен был все тот же Бэрр.
Сжимая в руке очередную бумажку от Шона с красной же ленточкой, на которой спешно было выведено: «Ранен один стражник, но на стены тюрьмы больше не лезут», винир кончиком пальца отодвинул тяжелую занавеску и осторожно выглянул в окно. В сумерках явственно виднелись факелы.
Темнота, огни, люди, собравшиеся по его душу, и страх в этой душе живо напомнили то, что случилось десять лет назад. Винир постоял, наблюдая за толпой, из которой кричали все злее про бездействующую власть. Крики «Спасителя — на волю!» проникали и в зал.
На пороге кабинета возник встревоженный охранник из личного отряда.
— Мой господин, — заметил он, кланяясь, — если вы собираетесь проследовать домой, то я ради вашей же безопасности попросил бы вас повременить.
— И слушать эти вопли до утра? Нет, я не намерен. Выставь стражу до запасного выхода и подай туда крытую лодку. Из простых.
— А к вам госпожа Камилла, — объявил секретарь.
«В довершение всех неприятностей», — вздохнул винир и, изобразив на лице хмурую озабоченность, повернулся к вошедшей родственнице.
Камилла простучала каблуками по деревянному полу и остановилась в центре кабинета. Потянулась к витиеватым застежкам своего плаща, но винир коротко махнул рукой и выговорил тоже непривычно коротко, надеясь на ее скорый уход:
— Не утруждай себя раздеванием, моя дорогая. Здесь нет никого, кто был бы способен оценить по достоинству тебя и твое новое платье.
— Я огорчена этим, но тебе ведь нет дела до моего огорчения. Никому нет до меня дела! — Камилла грустно вздохнула, приложив к глазам платок. Но увидев, что сочувствия не дождаться, спокойно продолжила: — Помнится, мы договаривались, что он не только будет здесь после бури, но и охранять меня. Прежде ты всегда держал слово, но что-то я не вижу тут никого высокого, черноволосого и ухмыляющегося. Разве он замаскировался под твоего секретаря? Или под твое дерево? А может, он спрятался под тумбой или прикинулся этой мандаринкой⁈ Недавно мне снилось…
— Остановись, Камилла! Я прощаю тебе язвительность как нашу общую фамильную черту, но не зли меня чрезмерно. А что насчет Бэрра… Он сам нынче под охраной, дорогая.
— Я что-то подобное слышала, пока пробиралась через этот вопящий город… Только думала, опять сплетни, — проговорила она разочарованно и сморщилась: — Нет чтобы радоваться, раз живы остались! Нашим всегда всего мало, хоть вывали все сокровища мира. А за что ты его посадил?