Коллинсон схватил меня за руку и повернул к себе. Он был как в горячке.
– Что толку в разговорах? – закричал он. – Надо ее скорее увезти отсюда. Тело мы спрячем или положим в такое место, где на нее никто не подумает. Вам лучше знать, как это делается. Я увезу ее домой. А вы тут все устроите.
– Ну да! – сказал я. – Свалим убийство на здешних филиппинцев. Пусть их вместо нее повесят.
– Правильно. Вам лучше знать, как...
– Черта с два! – сказал я. – Ну и понятия у вас.
Его лицо пошло пятнами.
– Нет, мне... я не хочу, чтобы кого-то... вешали, – забормотал он. – Честное слово. Я о другом. Ведь можно устроить, чтобы он исчез. А? Я дам денег... Он бы мог...
– Заткните фонтан, – зарычал я. – Только время теряем.
– Но вы должны что-то сделать, – не отставал он. – Вас сюда прислали, чтобы с ней ничего не случилось. Вы должны.
– Умница.
– Я понимаю, что это трудно. Я заплачу...
– Хватит. – Я вырвал у него руку и повернулся к девушке. – Кто-нибудь при этом присутствовал?
– Никто.
Я посветил фонариком на алтарь, на труп, на пол, на стены, но ничего нового не обнаружил. Стены были белые, гладкие и сплошные, если не считать двери, через которую мы вошли, и такой же на противоположной стороне. Четыре побеленные стены поднимались прямо к небу.
Я положил кинжал рядом с телом Риза, выключил фонарик и сказал Коллинсону:
– Надо отвести мисс Леггет в комнату.
– Ради Бога, давайте увезем ее из этого дома, пока не поздно.
– Хороша она будет на улице босиком и в забрызганной кровью рубашке.
Я услышал какое-то шуршание и включил свет. Коллинсон стаскивал с себя пальто.
– Моя машина стоит на углу. Я отнесу ее на руках. – И он направился к девушке, протягивая пальто.
Габриэла забежала мне за спину и застонала.
– Не давайте ему до меня дотрагиваться.
Я хотел остановить его. Он отбил мою руку и пошел за ней. Она – от него. Я почувствовал себя чем-то вроде столба карусели, и ощущение мне не понравилось. Когда этот болван оказался передо мной, я саданул его в бок плечом, так что он отлетел к углу алтаря. Я подошел поближе.
– Хватит! – прорвало меня. – Если хотите помогать нам, то не валяйте дурака, делайте что говорят и оставьте ее в покое. Понятно?
Он выпрямился и начал:
– Но вы не имеете...
– Оставьте ее в покое. Оставьте в покое меня. Еще раз влезете – получите пистолетом по челюсти. Хотите получить прямо сейчас – скажите. Так как?
– Ладно, – пробормотал он.
Я повернулся к девушке, но она уже серой тенью, почти не шлепая босыми ногами, летела к двери. Я бросился за ней, громыхая по плитам ботинками, и поймал ее за талию уже в дверях. Но тут же получил удар по рукам и отлетел к стене, приземлившись на колено. Надо мной во весь рост высился Коллинсон и что-то орал. Из всего потока слов мне удалось разобрать только: «Черт вас подери».
Я встал с колена в самом чудесном настроении. Быть сиделкой при свихнувшейся барышне недостаточно, вдобавок получай тычки от ее жениха. Мне понадобились все мои актерские таланты, чтобы невозмутимо спросить Коллинсона:
– Ну зачем вы так?
Я подошел к стоявшей в дверях девушке.
– Пошли к вам в комнату.
– Только без Эрика, – потребовала она.
– Больше он не будет мешать, – снова пообещал я, надеясь, что на этот раз не ошибусь. – Пошли.
Она поколебалась, затем переступила порог. Коллинсон, с застенчивым, одновременно свирепым, а в целом очень недовольным лицом, вышел вслед за мной. Я прикрыл дверь и спросил Габриэлу, есть ли у нее ключ.
– Нет, – ответила она, будто вообще не знала о существовании ключей.
В лифте она все время пряталась от жениха за моей спиной, если, конечно, он еще состоял у нее в женихах. Сам Коллинсон напряженно смотрел в сторону. Я же вглядывался в лицо девушки, пытаясь понять, вернулся ли к ней после потрясения разум или нет. Первое предположение казалось вернее, но в душе я ему не доверял. По дороге нам никто не попался. Я включил в комнате свет. Закрыв дверь, я прислонился спиной к косяку. Коллинсон повесил пальто на стул, положил шляпу и замер, скрестив руки и не спуская глаз с Габриэлы. Она села на кровать и уставилась мне в ноги.
– Расскажите, что случилось, только побыстрее, – приказал я.
Она подняла на меня глаза и сказала:
– Мне хочется спать.
Вопрос о ее здравомыслии – для меня во всяком случае – был решен: нормой тут и не пахло. Но сейчас меня тревожило другое. Комната. С тех пор как я ушел, в ней что-то изменилось. Я закрыл глаза, попытался представить, как она выглядела раньше, открыл глаза снова.