Они шли молча, почти рядом, но не под руку. Девушка почтительно держалась на расстоянии двух-трех шагов от чуть отстающего вельможи и все время оглядывалась по сторонам, рискуя поскользнуться и упасть в одну из огромных луж. Граф не делал ей замечаний и не приказывал не вертеть головой. Наверняка Тибар объяснял нелепое поведение пленницы страхом перед убийцей, который мог притаиться где угодно: в темной подворотне, которую они вот только прошли; на карнизе одной из крыш; за углом ближайшего дома. Далеко не каждый мужчина способен идти спокойно, зная, что в любой миг в воздухе может раздаться зловещее жужжание арбалетного болта или свист брошенного в спину кинжала. А что можно ожидать от девушки, видевшей в жизни только платки с простынями и умевшей лишь вышивать кружева?
Однако беспокойство Танвы было вызвано иным. Она понимала, что нужно бежать, но никак не решалась; она ждала удачного момента, она надеялась на чудо, которое все никак не происходило. Странная парочка уже прошла больше половины пути от площади до лавки, впереди уже маячил пустующий особняк, за оградой которого покоился проклятый цилиндр, а девушка так и не отважилась подобрать длинный подол намокшего платья и задать стрекача.
– Здесь? – удивленно вскинул брови Тибар, видя, что его спутница остановилась возле заброшенного дома.
– Там, – робко ответила Танва, указав кивком головы на ограду. – Вчера я закинула его туда, вон в те кусты.
– Странно, – произнес граф после того, как внимательно осмотрел всю окрестность, ощупал пристальным взором каждый закуток подворотни напротив, каждое темное окно и даже крыши ближайших домов. – Может, мерзавец видел, как ты прятала свиток, и сам его уже забрал, или ты мне наврала?
– Не-а, – девушка интенсивно замотала головой, отрицая и первое, и второе предположение. – Если б он знал… не стал бы меня пытать… Вы же сами вчера видели, как он меня… Он, наверное, где-то здесь… он следит, но боится… я ж ведь не одна!..
– Хватит болтать! Что бы ты понимала, дуреха! – голосом, не терпящим пререканий, и таким же строгим взором прервал вельможа невнятное бормотание Танвы. – Проверь, на месте ли приманка?!
Часто заморгав и по-детски пожав плечами, Танва удивленно уставилась на графа. В длинном платье было невозможно перелезть через заостренные прутья ограды. Тибар тихо выругался, видимо поняв суть проблемы, а затем сделал шаг в сторону девушки. Белошвейка не отпрянула, поскольку подумала, что вельможа решил преодолеть преграду сам, но, только взмыв в воздух, поняла, как же она ошибалась… Когда аристократы что-то и делают, то их усилия направлены не на достижение цели, а на принуждение других выполнить за них грязную работу. Видимо, Тибару были дороги расшитые золотыми нитями штаны. Он боялся их порвать об острые прутья забора или испачкать, ползая по кустам в поисках того, чего он ни разу в жизни не видел, поэтому и избрал самое приемлемое и не хлопотное, с его точки зрения, решение…
– Ну, что ты разлеглась?! Что возишься, как вошь на сносях?! Давай ищи, не трать мое время! – услышала девушка, едва успев приподняться на руках из грязевой жижи.
Впервые за почти целые сутки общения Танва ощутила желание ударить надменного красавца по лицу. И желание это было настолько сильным, что чуть не толкнуло девушку на необдуманный поступок. Вряд ли граф позволил бы какой-то замарашке дотронуться до него рукой, а последствия тщетной и неуклюжей попытки могли оказаться плачевными. Вельможа и так пребывал в расстроенных чувствах и так корил себя, что попусту потратил время и силы, идя по ложному следу, в то время как убийца, возможно, уже покинул пределы Висварда и, потягивая пиво где-нибудь в придорожном кабаке, смеется над его нерасторопностью. При данных обстоятельствах любая дерзость, любая выходка со стороны белошвейки могли стоить ей жизни. Вельможи нещадно карали простой люд и за меньшие проступки, чем неудавшаяся пощечина.
Испугавшись только что овладевшей ее рассудком, но, к счастью, быстро покинувшей голову мысли, девушка быстро нырнула в кусты и закопошилась среди листвы и веток с удвоенной силой. После долгих неудач ее пальцы наконец-то нащупали заветную кожу цилиндра.
– Здесь, он здесь! – громко выкрикнула обрадованная Танва, схватив находку и высоко подняв ее над головой.
– Чего орешь, убогая?! Давай его сюда! – прикрикнул граф, даже мельком не взглянув в сторону белошвейки.
В данный момент Его Сиятельству было не до возни с простушкой, он был занят куда более важным делом, а именно, шепотом отдавал указания неизвестно когда и откуда появившимся возле него слугам. Трое вооруженных мечами и кинжалами воинов внимали каждому слову хозяина, но о чем именно вещал Тибар, так и осталось для Танвы загадкой. Граф замолчал, как только белошвейка приблизилась к ограде, и, не тратя времени на слова, вырвал из ее перепачканных грязью рук цилиндр.
Хоть бедная девушка никогда прежде не общалась с высокородными господами, но из песен иногда забредавших в Висвард трубадуров знала, что человек, в чьих жилах течет благородная кровь, непременно придет на помощь даме, будь та хоть принцессой, хоть деревенской дурочкой. До этого дня, точнее ночи, Танва была искренне убеждена в этой неоспоримой истине, так же как в том, что небесное светило всходит на востоке, а не на западе, ну а зимою идет снег, а не дождь. Однако поведение старшего сына графа Ортана развеяло этот наивный, не имеющий ничего общего с реальной жизнью миф. Ее благородный тюремщик был настолько занят осмотром находки, что не только сам не подал девушке руку, но даже не приказал слугам помочь ей перелезть через забор. Как Танва ни старалась, как высоко ни задирала подол, а так и не смогла преодолеть препятствие без потерь: длинное платье зацепилось за острые прутья и порвалось сразу в трех местах.
Хозяин лавки обычно серчал, когда кто-нибудь из девушек пачкал или по иному портил старенькие обноски, носить которые не стыдно было лишь попрошайке или огородному пугалу. Когда раздался треск рвущейся ткани, девушка не на шутку испугалась, но этот звук даже не привлек внимания осторожно державшего в руках цилиндр графа. Вопреки ожиданиям белошвейки вельможа не вскрыл цилиндр и не достал из него странно пахнувший свиток, а вместо этого поднес его к самым глазам, как будто пытаясь что-то прочесть. Губы озадаченного и одновременно необычайно сосредоточенного вельможи бесшумно шевелились, произнося про себя, видимо, очень мудреные сочетания звуков.
Стоявшие рядом слуги затихли и боялись даже дышать. Не зная, что ей делать дальше, Танва робко шагнула вперед, но тут же попятилась под суровым взором мужчины, резко повернувшего в ее сторону голову. «Стой, где стоишь! Еще шаг, и я тебя прирежу!» – прочла белошвейка в его глазах, но не расстроилась, резонно рассудив, что если хозяин немного со странностями, то почему бы и слугам не быть чуть-чуть не в себе?
Неизвестно, сколько бы продлилось гнетущее Танву молчание; неизвестно, как долго изучал бы граф замысловатые узоры, вырезанные на коже цилиндра и, возможно, являющиеся древними письменами, если бы не рев охотничьего рожка, неожиданно ворвавшийся в монотонный шум дождя. Кто-то, видимо засевший на крыше, подал графу сигнал, и поскольку все четверо мужчин одновременно выхватили из ножен оружие, белошвейка поняла, что это сигнал тревоги, предупреждение о приближавшейся опасности…
Несколько секунд мужчины стояли неподвижно, словно каменные изваяния, как скульптурная композиция, зачем-то снятая с постамента и установленная посреди улицы. За все время ожидания на их напряженных, суровых лицах не дернулся ни один мускул, да и лезвия мечей как будто зависли в воздухе и даже не дрожали в крепких руках. Если бы не капли дождя, барабанящие по широкополым шляпам и плечам, Танва решила бы, что время остановилось или что какой-то могущественный колдун наложил заклятие и заморозил ее попутчиков на века.
Время шло. Ох как мучительны были те мгновения, растянувшиеся до бесконечности! Взоры живых статуй были обращены в сторону площади Повядших Роз, ведь именно оттуда прозвучал тревожный сигнал. Однако дождь по-прежнему мерно лил, и ничего иного не происходило. Если враг и приближался, то он явно был невидим, поскольку на ночной улице не было ни души, да и в подворотнях не плясали зловещие тени.