Зато здесь была самая большая библиотека. Некоторые манускрипты на мертвых языках хранились в оригинале. На них не то что дышать лишний раз не рекомендовалось, но даже рассматривать лучше было под определенным углом и не сильно раскрывая глаза. Архивариус свято верила, что свет может как-то отразиться и испортить древнейшие тексты.
А преподаватели наши — отдельная песня. Некоторые из них были настолько старыми, что их в аудиторию могли привозить на каталках. А к некоторым мы ходили домой или в больницу. Ну а что делать? Учиться-то хотелось.
Пусть после моего переезда в Москву сестра и мать еще долго злились на меня, впрочем, как и я на них за долгие годы безответственности, но я их искренне любила. И сейчас по-настоящему волновалась за сестру.
Она остановилась в той же комнате у тети Нюры, в которой жила я в студенческие годы. Когда я переступила порог в первый раз после прилета, не обратила внимание на одну простую вещь: все мои конспекты были перевернуты. То есть, я это заметила, но не придала значения. Подумаешь, Зарине стало скучно, и она решила покопаться в моих работах.
Но сейчас, осматривая оставленный беспорядок свежим взглядом, мне в глаза бросалась одна странная закономерность: Зарина копалась только в тех работах, где был упомянут хаосгосский язык, а еще она зачем-то купила детальную карту области.
Из всех мертвых этот язык считался самым безжизненным. Некоторые мои преподаватели свято верили, что его не существовало вовсе. Отдельные пергаменты и кожа с текстом обнаруживались в разных точках света. Кто говорил на нем, неизвестно.
Сварила себе кофе и принялась пересматривать те листы, где Зарина оставила свои заметки.
— Не обанкротилась бы на стикерах, — ворчала я, глядя на испорченные страницы. Не люблю такое, руки бы оторвала.
Каждый раз она, не зная перевода, подчеркивала одну и ту же фразу. Или похожие фразы по написанию.
«Заря проникнет при Луне, гибель нитей принося». Это был мой перевод. Но преподаватель с ним был категорически не согласен. Он с пеной у рта доказывал, что там спасение, а не гибель, и не нити, а что-то другое.
Стандартная ситуация в моей профессии. Финальный перевод был аж восемнадцатым по счету вариантом. Та страница была похожа на наблюдения какого-то старца, вот только ни место, ни город, ни вообще цивилизация никому знакомы не были. Именно поэтому этот язык считался вовсе не настоящим. Трактат, по которому я писала дипломную работу, а точнее — пара десятков сохранившихся листов, приписали к исторической ценности только благодаря радиоуглеродному анализу. Иначе эти листы посчитали бы просто каракулями малолетки.
И вот вопрос: зачем моей инстамодели сестре, которая мастерски преподносила свою жизнь как «тяжелый люкс», эти страницы со странным текстом, написанным самым малоизученным языком?
Казалось, будто она резко сорвалась с места, прилетела сюда на последние деньги, переворошила мои конспекты, купила кроссовки и палатку, а потом ушла под вечер и не вернулась.
Я хлопнула себя по лбу…
Палатка! Тетка Нюра ведь сказала о странной покупке Зарины после того, как выяснилось, что ни у кого из знакомых палатки нет.
Я опять бросилась к карте области.
Она проложила пеший маршрут длиной в семнадцать километров от последней остановки электрички. Это уже даже не попа мира, а то самое место, куда доступ есть только для хирурга-проктолога…
Это все больше, чем странно, но, кажется, именно туда и направилась Зарина по загадочной причине.
В полицейском участке мою находку встретили ожидаемо — недоверчиво и с закатыванием глаз. Так хотелось треснуть их каблуком по лбу!
Я еще долго ругала и проклинала оперов про себя, даже после того, как дала отмашку нашему корпоративному адвокату накатать такую жалобу, чтобы их потомки еще помнили и смывали этот позор.
— Полиночка, покушай что-нибудь, — тетя Нюра уже второй раз позвала меня за стол.
— Спасибо, теть Нюр, я правда не голодна.
Тетя Нюра вышла из комнаты, что-то бормоча себе под нос, но я уже ее не слушала, а продолжала сверлить карту с нарисованным красным маркером маршрутом.
Моя неприспособленная к экстремальным условиям сестра наверняка пошла в тот лес. В полиции ее искать даже не собираются. Ну а я тогда зачем, если не пойти по ее следу?
— Теть Нюр! — Крикнула я, выбегая в коридор, — А Петька, внук бабы Тамары, он не уехал еще?
— Нет, а зачем он тебе?